Четверг, 28.03.2024, 18:31
Вы вошли как Гость | Группа "Гости"Приветствую Вас Гость | RSS

Справочник Профессионала - Directory of professional  16+

Категории раздела
Общие [181]
НАШ ОПРОС
Просим Вас указать Вашу принадлежность к той или иной группе:
Всего ответов: 4881
Статистика
 
Рейтинг@Mail.ru
 
 
 
 

Онлайн всего: 3
Гостей: 3
Пользователей: 0
 
Зарег. на сайте
Всего: 1230
Новых за месяц: 0
Новых за неделю: 0
Новых вчера: 0
Новых сегодня: 0
Из них
Администраторов: 1
Модераторов: 1
Проверенных: 968
Обычных юзеров: 260
Из них
Парней: 896
Девушек: 334
TwitPic
СЕЙЧАС читают:
Форма входа

Каталог статей

Главная » Статьи » Немного о разном » Общие

ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ ВЫЖИТЬ
ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ ВЫЖИТЬ
Пабст Тереза Ивановна

Родилась в 1932г. в деревне Кинд АССРНП в 1941 г. С семьей была выслана в Красноярский край. С1942 г. отбывала спецпоселение на Таймыре. Работала рыбачкой. Знатный зверовод округа. Живет в Дудинке.

... Выслали нас в деревню Сосновка Красноярского края. На руках у матери Терезы Андреевны Пабст нас было четверо.. Старшей сестре Екатерине исполнилось семнадцать лет, брату Александру — пятнадцать, Давиду — тринадцать. Я была самой младшей в семье. Отец умер в голодный 1933 год. Его я совсем не помню.

В 1942 г на пароходе «Иосиф Сталин» мы прибыли на Таймыр в пос. Потапово.

Поселили нас в конюшне, так как другого жилья не было.

В школу я не ходила, не было одежды. Так я и осталась неграмотной. Много пришлось работать, помогать матери на рыбной ловле, на огородах.

Нашей семье посчастливилось выжить в ссылке, хотя это и было сложно. Многие не выдержали испытаний и погибли от голода, болезней, непосильной работы...

Записано со слов в пос. Потапово, весной 1991 г.
МЫ ВЕРИЛИ, ЧТО ВЕРНЕМСЯ НА СВОЮ МАЛУЮ РОДИНУ...
Ваккер (Гинц) Бригитта Генриховна

Родилась в 1927г. в с. Гуссенбах Автономной Республики немцев Поволжья (далее АССРНП). В соответствии с Указом от 28 августа 1941 г. была выслана в Красноярский край в Шарьтовский район. С 1942г. отбывала спецпоселение в пос. Устъ-Хантайка Дудинского района. Работала рыбачкой, ветфельдшером в оленеводстве. Знатный зверовод Таймыра.

Умерла в 2002 году.



...В 1941 г. мне было четырнадцать лет, брату — шестнадцать. Родители наши умерли. Чтобы продолжить учебу в школе, мы переехали в г. Энгельс к знакомым, которые приняли нас как родных. 31 августа мы отправились в школу на торжественную линейку, но радость наша была омрачена. Директор школы скомандовал: «Немцы, два шага вперед». И с этих двух шагов начались наши мытарства. 2 сентября к домам, где жили немцы, подъехали подводы, погрузили на них необходимые вещи, среди которых не должно было быть деревянных предметов, и мы навсегда распрощались с нашей малой родиной.

В Сибири работала в колхозе наравне со взрослыми: копала картошку, убирала хлеб, была пастухом, нянькой. В июне 1942 года объявили, что семьи, в которых нет малолетних детей, должны на четыре месяца выехать на Север.

24 июня немцев в возрасте от 14 до 30 лет высадили на берегу Енисея. Нас было 105 человек.

Запомнились огромные валуны, речная ширь и незаходящее солнце...

Станок, куда нас привезли, назывался Усть-Хантайка. Было и нем всего четыре дома и магазин. Организовали немецкий колхоз Северный путь». Председателем колхоза стал немец — Владимир Андреевич Шотт. Принялись убирать территорию и строить шалаши для Жилья. Образовали рыболовецкие бригады. 9 июля первая бригада имехала на рыбалку, но рыбаков сразу же постигла неудача.

На Енисее разыгрался сильный шторм, и мы не успели закинуть испод. Донимал гнус. Комаров и мошек был столько, что казалось, их кто-то горстями бросает нам в глаза. От укусов распухали промежности, невозможно было двигаться, заплывали глаза. Спасались, как могли. Мазали грязью ноги, руки. Кожа после такой процедуры трескалась, появлялись цыпки. Ветер, вода и грязь обжигали раны. Когда шторм стих, мы закинули пятисотметровый невод, но поймали всего несколько рыбешек. Так закончилось наше первое крещение.

Правильно заметывать и вытаскивать невод, чинить сети нас научил местный житель, энец Петр Спиридонович Болин.

Ближе к осени стало холоднее, чаще дули северные ветры, но вода еще сохраняла тепло. Чтобы согреться, мы заходили в воду по пояс. Когда же выходили из воды, одежда тут же замерзала. За время короткого отдыха она не успевала просохнуть, и от нее несло сырьем. Рыбалка неводом продолжалась до пятого октября. Рыбачили босиком по 12—18 часов в сутки.

В сентябре завезли последнюю партию спецпоселенцев — немцев, латышей, литовцев, эстонцев. Разместили их на чердаках, в палатках на берегу Енисея. В поселке было уже более пятисот человек. Не хватало жилья. Принялись рыть землянки. Вкапывались в основном в яр. Финны — в яр под кладбищем, немцы, латыши — со стороны реки. Вскоре по Енисею притащили плотоматку. Женщины поднимали лес на берег. Слезное это было зрелище. Обмотанные кто во что мог, они тянули на себе бревна, приговаривая: «Вилс нет кейн, зо лозен вир штейн тагон», что означало — «не хочет идти, пусть стоит». И шаг за шагом двигали тяжелые бревна. Дети подтаскивали рейки, доски, рамы.

1942—1943 гг... Зима, холод, голод. Цинга унесла более половины населения. Только в марте — апреле, по неполным данным, умерло более восьмидесяти человек. Не успевали делать гробы. Днем похоронная бригада увозила гробы с покойниками, ночью умерших сбрасывали в ямы, а гробы возвращали для «очередников». Бывали случаи, когда родственники скрывали покойников, чтобы лишний день получить на него продуктовый паек. Умирали родители, оставались дети. Вымирали семьи. Люди до того ослабли, что не в силах были выносить из землянок осиротевших детей. Тогда освободили одну из землянок и в корзинах сносили в нее сирот.

Весной, когда люди стали выползать из землянок, они были неузнаваемы: бледные, опухшие от голода, черные от копоти, не ходячие от цинги.

Оставшиеся в живых стали обустраиваться. Только отношение к нам было по-прежнему плохое, как к врагам народа. Нас могли загнать в огромнейший деревянный чан, откуда мы должны были выбирать ершей. Без соли рыба пропадала, но нас все равно заставляли ее ловить в любую погоду. Красную рыбу складывали колодцем, а потом закапывали в землю. Но даже протухшую рыбу для еды взять было нельзя. По ночам отдельные «смельчаки» на свой страх и риск эту рыбу откапывали.

Ежемесячно спецпереселенцы должны были отмечаться у коменданта. И каждый раз мы слышали: «Вы здесь — навечно. В случае побега будете расстреляны». А куда было бежать голодным, слабым, раздетым? Мы понимали, что идет война и мы должны хорошо работать...

Мы ждали окончания войны, жили верой в лучшее. В ночь на 9 мая 1945 года мы работали на заготовке дров. Помню, что было очень морозно. Подъезжая утром к поселку, мы увидели бегущую Марию Гроо. Она размахивала красным платком и кричала нам: «Победа! Оставляйте санки, выходите на митинг!» Радости не было предела. Мы мерили, что вернемся на свою малую родину...

Из дневниковых записей Б.Г.Ваккер, 1992г

ТУНДРОВИКИ СПАСАЛИ НАС ОТ ГОЛОДА
Шерер Ирма Кондратьевна

Родилась в 1928г. в с. Альт-Варенбург АССРНП. С1941 г. находилась на спецпоселении в Красноярском крае в Березовском районе, с 1942 г. — на станке Никольском в Таймырском округе. Рыбачила, работала поваром в окружной школе колхозных кадров. Живет в Дудинке.


... Деревню свою мы покидали с последней партией переселенцев. Помню, как мать прощалась с домом, как поправила постель, дернула маятник часов, оглядела комнаты. В одной из комнат горой были навалены красные яблоки из только что собранного урожая. Так запах родного дома навсегда связался в моей памяти с запахом спелых яблок...

В Сибирь мы приехали 15 октября 1941 г., в день моего рождения. Мне исполнилось пятнадцать лет. Ехали больше месяца в вагонах для скота. В одном вагоне по 20 семей. В дороге многие болели, умирали. Привезли нас в Березовский район, в деревню Горби Красноярского края.

В августе 1942 г. нас отправили на Север. Куда, зачем везут? Нам ничего не объясняли. В Красноярске на станции Енисей мы целый месяц провели в ожидании парохода. Жили под открытым небом, прямо на берегу реки. В течение месяца в сопровождении уполномоченных ходили на работу на военный завод.

Наконец в конце сентября 1942г., на пароходе «Иосиф Сталин» мы прибыли в Дудинку. Выгрузили нас вблизи рыбозавода. Попала я на станок Никольский. Там уже работали немцы, латыши. В октябре * последним рейсом к нам завезли финнов. Организовали артель «Полярная звезда» и стали рыбачить. Председателем артели выбрали Давида Вира, а колхоз им. Кирова возглавлял Болин Петр Спиридоно-вич. Коренные жители помогали нам, спасали. В обмен на табак они отдавали мясо и рыбу, спасая тем самым нас от голода. Я думаю, что на нашем станке меньше умирало людей, чем в других местах, потому, что тундровики находились близко от нас, и мы чаще с ними общались. Хорошие это были люди: Иван Мельков, братья Столыпины Иван и Савелий, Николай Сапожников, Незнайкин Петр. Запомнился мне такой случай. У бригадира Аксенова (имя не помню) случился сильный падеж оленей. Должны его были за это судить. Оленеводом в его бригаде работал немец Иосиф Шейнфельд. Тундровики звали его Оськой. На суде он заступился за бригадира, сказал: «Судите лучше меня. Я — одинокий, а у него — шестеро детей». Осудили Иосифа на пять лет. Никто его больше с тех пор не видел.

Вспоминаю бригадира нашей бригады Алексея Верещагина. Он как мог защищал нас, бесправных, от нападок уполномоченных. В плохую погоду на рыбалку нас не посылал. Одним словом, старался не давать нас в обиду. На всю жизнь я сохранила чувство благодарности и уважения к местным жителям, которые помогали нам в трудное для нас время.

Очень мы страдали от посещения уполномоченных Энгельсона и Микова, отличавшихся особенной придирчивостью и жестокостью. Они следили за каждым нашим шагом. Не разрешали брать рыбу, заглядывали в кастрюли, проверяя не рыбу ли мы варим. Однажды чутьне забили до смерти двенадцатилетнего мальчика только за то, что тот взял немного овса. Это было в первую, страшную зиму, когда люди умирали от голода. Чувство голода было постоянным. Особенно страдали дети. Даже после войны еще варили и ели песцов и горностаев.

С весны 1943 года старушки да женщины, не занятые на рыбной ловле, занялись огородничеством. Редиску, картофель, турнепс выращивали.

После 1948 г. стало ясно, что возврата домой, на Волгу, нет. Многие молодые люди стали обзаводиться семьями. Я тоже вышла замуж. Мужа моего звали Роот Генрих Егорович. Он родом из наших мест. Появились дети: две дочери, два сына. В 1964 году муж погиб, детей помогала воспитывать моя мама, Мария Яковлевна Шерер. Сама она рано овдовела. Мой отец умер в 1930г. На плечи матери легла вся тяжесть ссылки. Скольких своих подруг, раньше времени надорвавшихся, похоронила она!... Сколько горя видела...

Записано в Дудинке в 1992 г.

ЖИЛИ НАДЕЖДОЙ, ЧТО ПОСЛЕ ВОЙНЫ ВО ВСЕМ РАЗБЕРУТСЯ...
Фильберт Луиза Давыдовна

Родилась в 1923г. в с. Кинд Ундервальденского кантона (района) АССРНП. В июне 1941 г. окончила Марксштадское педагогическое училище. В сентябре 1941 г. была выслана в Красноярский край. С 1942 г находилась на спецпоселении в Усть-Енисейском районе. В годы войны рыбачила, работала на Усть-Портовском рыбоконсервном районе. Жила в пос. Усть-Порт. Л. Д. Фильберт с мужем выехали на Волгу в 1996г.


19 июня 1941 г. в нашем педагогическом училище был выпускной вечер, а через три дня началась война, которая перевернула всю нашу жизнь. 31 августа я встречалась со своими будущими учениками, а после обеда узнала известие о том, что немцев переселяют. В этот же день школу заняли солдаты.

Ночью я выехала в деревню к родным. Все были в горе, плакали. 4 сентября вся семья — я, мама, брат — навсегда покинула свой дом...

В июне 1942 г. с первой партией спецпоселенцев нас отправили по Енисею на север. 1 июля высадили нас на Носоновских островах, недалеко от пос. Усть-Порт, прямо на песок. Люди лежали вдоль берега Енисея. Поднялся шторм, и всех прикрыло песком. В поселке оказался магазинчик да рыбоприемный пункт. Домов не было. Решили строить жилье из дерна. Строили в основном женщины и дети-подростки, так как здоровых мужиков забрали в трудармию. С июля до середины октября жили в шалашах. К этому времени организовали колхоз «Рыбак Севера». Стали рыбачить. Нам все время повторяли: «Ваша еда в Енисее». Рыбачили до глубокой осени босиком по снегу.

Первый человек у нас умер 12 ноября. Хоронили его в Лады-гином Яру. Одного молодого заживо заели
вши. В декабре началась цинга. У людей воспалялись десны, суставы. Многие лежали повально. Ходячие как могли помогали больным. Продукты выдавали только до января месяца. Чтобы спастись от голода, люди варили и ели леммингов.

В первую зиму от цинги и голода погибли человек двадцать. Это была самая трудная зима. В марте привезли оленью кровь и хвою. Заставляли всех пить по полстакана этого горького отвара. Тяжело болели моя мама и брат, а я кое-как ходила.

От голода нас с братом спасала мама. Из шерсти, которую удалось вывезти с Волги, она вязала теплые вещи и выменивала их на продукты. Чем только не приходилось заниматься. Заготавливали на Енисее лед, возили на себе торф и уголь. Трудно было, но жили надеждой на то, что после войны во всем разберутся и мы сможем вернуться домой. Думали: «Как же будет Волга без нас?».

В поселке Усть-Порт проживали представители тринадцати национальностей. Жили все дружно.

В 1948 г. нас заставили писать расписку о том, что мы никогда не вернемся на свою родину, что останемся здесь навечно. В 1956 г. многие из спецпоселенцев выехали на родину, остались в основном немцы. Им возвращаться было некуда.

Мне и моей старенькой матери — Терезе Андреевне Карле, часто снятся родная деревня, дом, Волга... Я бы уехала на Волгу, если бы там был дом...

Записано в пос. Усть-Порт весной 1991 г.

ЖИВУ И ПОМНЮ
Кродерс Гунар Робертович

Родился в 1926 году в Риге. В 1941 году вместе с родителями был незаконно выслан в Красноярский край, в 1942 году отбывал спецпоселение на Таймыре в поселках Усть-Енисейского и Хатангского районов, работал рыбаком, плотником, бухгалтером. В 1956 году реабилитирован. Работал собственным корреспондентом и старшим редактором таймырского радио. С1966 проживал в Норильске, где скончался в 1999 году. На скромном надгробном памятнике на могиле Гунара Кродерса строки: «Живу и помню». Так называется его повесть-воспоминание о годах ссылки на Таймыре в период с 1942 по 1956гг. Повесть публиковалась на страницах окружной газеты «Советский Таймыр», в сборнике «Полярные горизонты», №3 за 1990 год. Выдержки из этих воспоминаний мы приводим ниже.


Ночью 14 июня 1941 года в Риге органами НКВД по заранее составленным спискам были «выловлены» тысячи людей, утром посажены в товарные вагоны и отправлены в Сибирь на спецпоселение. Оказалась в эшелоне и наша семья: мать, старший брат Ольгерт, студент-историк, и я, гимназист-старшеклассник. Отцов семейств при отправке «отсортировали», наш попал в Соликамск, больше мы его не видели...

Нас же привезли в Канск. Первый год мы прожили впроголодь в деревне Харлово, работая в колхозе. Там нам торжественно объявили, что срок нашей высылки — 20 лет.

Летом 1942 года нас отправили на Крайний Север. Караван барж, битком набитых «специками», напоминал Ноев ковчег. Вперемешку с русской звучала латышская речь, литовская, финская, немецкая, еврейская, украинская... Куда и зачем нас везут — об этом было сказано четко и недвусмысленно: поскольку мы политически неблагонадежны, необходимо изолировать нас еще надежнее. Теперь, видно, с помощью вечной мерзлоты.

Как все-таки хрупка судьба человека в эпохи исторических водоворотов! Не только социальные группы или сословия — целые народы изгонялись из родных мест. «Во имя добра, столь же прекрасного и человечного, как идеал христианства, уничтожались люди,» — напишет через двадцать лет Василий Гроссман в романе «Жизнь и судьба». Идея была прекрасна и велика, но она беспощадно убивала одних, исковеркала жизнь другим. Она отрывала жен от мужей, детей от отцов...

Наше новое место — расположенная на енисейском левобережье фактория Дорофеевск. Несколько срубленных из плавника избуушек, пекарня, склады, рыбораздел, магазин... Чувствуется ледяное дыхание Карского моря, хотя августовское солнце еще пригревает.

Первое время пришлось ночевать под открытым небом. Поначалу ерзали комарье да мошка, потом стали донимать холода осенних ночей. Чтобы не окоченеть, разводили костры. Довольно быстро соорудили дощатые узенькие бараки — времянки — хоть крыша над головой...

День ото дня становилось морознее. Покинули тундру пернатые. Всё чаще в воздухе порхали снежинки, потом густо повалил сырой снег. Мы переселились в построенные к зиме брусчатые бараки. Их не хватало, поэтому нары пришлось сооружать трехъярусные. На первом «этаже» разместились бабушки, на втором — мамы, на верхнем — молодежь. Сидеть на нарах можно было лишь согнувшись в три погибели. Посредине стояла большая железная печь, так что повернуться было негде.

Темными вечерами сидели с коптилкой. Не имея ни кусочка мыла, долго и безуспешно отмывали почерневшие от копоти лица. Но как ни трудно жилось, все равно надеялись: вот получим хоть какую-то теплую одежонку, будем работать — проживем как-нибудь, пока не кончится война. А там, бог даст, вспомнят о нас...

И тут настигла нас весть, ошеломившая, точно смертный приговор. Собственно, это и был приговор: из 360 спецпереселенцев, размещенных в Дорофеевске, работать на подледном лове рыбы смогут не больше сорока. Для остальных 320 на участке нет рыболовных снастей. Ни о какой другой работе не говорили — ее попросту не было. Нет работы — нет и заработка, а стало быть, и хлеба...

Начиналась первая для нас полярная зима — самая страшная из всех зим, которые были до нее и после. Я старался не вспоминать о ней на протяжении сорока восьми лет... Давило ощущение социальной неполноценности...

Тупик, образовавшийся в Дорофеевске, представлялся тупиком всю оставшуюся жизнь. Казалось, густая темень полярной ночи пришла не откуда-то извне, а от нестерпимой, овладевшей всеми скорби, от цинги, холода, голодухи... Слабость доходила до такой степени, что некоторых лишенцев, отлучившихся ночью по нужде, утром находили в сугробах замерзшими, занесенными снегом...

Больно и жутко было смотреть на маму. Будучи к тому времени уже 16-летним парнем, я обязан, должен был стать для нее опорой, кормильцем. Но я был лишь жалким, растерявшимся, беспомощным свидетелем ее страданий. И теперь, спустя почти полвека, не перестают мучить угрызения совести: как же это я не смог ей помочь, не вытащил из той ужасающей беды?

Покорным взглядом уставившись в закопченный потолок, лежала она целыми сутками. Ни кричать, ни плакать она не могла. Лишь редкий вечер, если не свирепствовал мороз, надев летнее пальтецо, мама выходила «на промысел». Будто провидение кружила она возле рыбацких жилищ и — жутко об этом сегодня писать! — в схваченных стужей помоях выколупывала какие-то отбросы: рыбьи кишки, гнилые листья капусты, подмерзшие величиной с желудь, картофелинки, корки засохшего хлеба...

«Добычу», добавив в нее горсть снега, мама кипятила на печке, а чаще на печной трубе — чтобы не беспокоить отвратительным запахом соседей по бараку, до этого еще не дошедших.

Однажды мама не успела довести свое блюдо до кипячения, возможно, побоялась соседей. Окончилось это тяжким пищевым отравлением. Молоденькая фельдшерица, которую я уговорил прийти, осмотрев маму, покачала головой и ушла, ничего не сказав. Агония длилась трое суток. 30 ноября 1942 года, едва переступив порог пятидесятилетия, мама умерла.

Ушла из жизни латышская актриса Герта Вульф. В историю театра она вошла под фамилией своего мужа Эдуарда Вульфа, выдающегося поэта и драматурга, чьи пьесы и сегодня широко ставятся в театрах Риги...

Фактории Дорофеевск сейчас нет. Только по покосившимся от времени, поросшим лишайником баракам да почерневшим могильным крестам в стороне можно догадаться, что когда-то здесь жили и умирали люди...

МОРЕ ЛЮДЕЙ - РАБОВ
Юрий Янкович

Родился в 1924г. в независимой Латвии, в г. Лиепая. Учился в городах Даугавпилсе и Лиепая.
14 июня 1941 года был арестован отец, а семья — мать, дочь и сын — была депортирована в Пировский район Красноярского края. В июне 1942 года в караване с поволжскими немцами и другими ссыльными оказались на спецпоселении на Таймыре, в Усть-Хантайке, где рыбачил в бригаде со Львом Петри. С 1943 года работал на строительстве Дудинского рыбозавода и Дудинского порта. Живет в Латвии. Сохранил в памяти годы репрессий в подробной записи всех событий и впечатлений в дневнике. Этот дневник приводит в своей книге «Немцы Таймыра» Лев Петри.



10.06.1942.
11а колесном пароходе «Мария Ульянова» по реке Енисею мы из села Галанино были доставлены на речной вокзал г. Красноярска, а затем на правый берег реки в район железнодорожной станции Енисей. Мы были потрясены увиденной картиной: море людей — рабов, ожидающих несколько недель под открытым небом своей участи. Такого редчайшего зрелища мне еще не приходилось видеть.

11.06.1942.
Вечером на палубе большого лихтера № 15, стоящего напротив Красноярского речного вокзала, собрался большой латышский хор, который на четыре голоса исполнял латышские песни над удивленным городом.

12.06.1942.
Караван во главе с буксиром «Валериан Куйбышев» в составе самого большого лихтера № 15 и семи более мелких с репрессированным народом на бортах тронулся из Красноярска вниз по течению Енисея, огласив округу прощальным гудком. Это была первая партия людей, направленных на Таймырский Крайний Север.

13.06.1942.
Караван бросил якорь вблизи города Енисейска. Латыши и их хор оказались все на лихтере № 15. Каждый вечер берега могучей реки слышали голоса этого хора.

22.06.1942.
Игарка. Идет дезинфекция всего каравана. Латыши отметили «Янов день». «Лиговали» всю ночь. В Курейке начался полярный день — без захода солнца.

24.06Л942.
Станок Усть-Хантайка. Караван на якоре. Идет выгрузка первой партии доставленных на Таймыр людей в количестве 105 человек, в том числе и нашей семьи: мама Наталия Викторовна (1896 г. р.), моя сестра Рута и я.

7.07.1942.
Нашу семью поселяют в старую столетнюю землянку на обрыве Енисейского берега, где теперь будет медпункт. Маму, как врача, еще на лихтере назначили заведующей этим медпунктом в поселке. Из Дудинки на боте доставили рыбацкие снасти и лодки.

9.07Л942.
Первый учебный пробный выезд на левый песчаный берег Енисея на рыбалку с 500-метровым неводом. Инструктором был Дмитрий Богданов из Дудинского рыбзавода. Заброс невода был неудачным, а улов малым — только накормить рыбаков (8 чел.) на один день.

10.07.1942.
Выезд на настоящую рыбалку, ночевка с тучей комаров и мошек в избушке с двухярусными нарами и железной печкой.

11.07.1942.
Тоня. Утром на реке начался сильнейший шторм. Бежим спасать лодки и бочки.

15.07.1942.
Тоня. Четвертый день дует сильный норд. Река в беляках. Рыбачить невозможно. Вся сложность нашего положения оказалась в том, что мы всей бригадой при выезде из поселка оставили среди больших камней свои узелки с провиантом. И вот два дня назад рыба закончилась, а хлеба вообще нет. Дмитрий Богданов решил ехать за хлебом в поселок на другой берег (7км) с тремя добровольцами. Трое нашлись: он сам, я и Лева Петри. Он за рулем, а мы с Левой — на веслах. В поселке о нас беспокоились, и когда увидели на середине бушующей реки нашу лодку, все сбежались на берег. Но все обошлось хорошо. Через два часа, получив продукты, наша лодка поплыла назад уже без меня, так как я сильно заболел. К тому же шторм стал заметно слабеть.

26.08.1942.
Усть-Хантайка. Высадили еще 330 человек, в основном немцев и 14 латышей из Сигулды и Латгалии. Я возмущен в адрес властей, что так поздно доставлены люди, да еще с детьми. Видна большая разница между людьми с Запада и спецпоселенцами из Союза: последние, особенно немцы, имеют сапоги, фуфайки, бушлаты, а западники в штиблетах, шелковых платьях, легких пиджаках. Сказывается советский быт и предусмотрительность советских людей.

19.09.1942г.
Усть-Хантайка. Нам опять доставили еще 135 рабов советской власти, в том числе 16 латышей с детьми. На пароходе мама увидела свою подругу Скудру с тремя дочками. Их везли дальше на Север. (Теперь нам известно, что их выгрузили зимовать около Усть-Порта, а весной 1943 года морским путем увезли вокруг Таймырского полуострова в устье реки Хатанги. О ссылке в Хатанге есть книга профессора Я. Бензе «В преддверии ада». Читая ее, все латыши теперь ужасаются).

20.09.1942.
Усть-Хантайка. На плоту приплыли четыре бородача. Оказалось, что это экспедиция Академии наук СССР из Ленинграда. Их забросили в тундру еще весной 1941 года для обследования всей округи Хантайского озера. Их радист утонул. Двое оказались очень музыкальными, и мы вечерами пели симфонии П. И. Чайковского. Продолжаю рыбачить, хотя на животе появились нарывы; у нас нет обуви. Помогаю латышам сооружать землянки на берегу речки.

17.10.1942.
Усть-Хантайка. С последним ботом из Дудинки вернулась мама. Енисей покрылся тонкой пленкой льда, которая скользит вниз по течению. Еще 14 октября 1942 года бот с продуктами не мог причалить к берегу из-за льда, и мы на лодках пробивали во льду ему проход. Холодно. Все немки тепло закутались в свои привезенные одежды, а латышки бегают в своих шелковых нарядах. Нам привезли унты, которые получили некоторые латышки, которые решили их сохранить до весны, когда нас повезут в Ригу и там строем пройдем по ее улицам (наивные люди — в Ригу только несколько из них попадут)...

ИЗ АГАПИТОВО ПРИШЕЛ ЧУДОМ УЦЕЛЕВШИЙ «СКЕЛЕТ»
Рута Янкович

Родилась в 1922г. в независимой Латвии в г. Лиепая. 14 июня 1941 года был арестован отец. Вместе с матерью Натальей Викторовной Янкович и братом Юрием была депортирована и Пировский район Красноярского края. В июне 1942 года оказалась на спецпоселении в поселке Усть-Хантайка Дудинского района Таймырского национального округа.


30.10.42г.
Усть-Хантайка. Две недели Юра лежит в нарывах и с температурой 40. Мама режет нарывы папиной бритвой. Зима. Пурга. Каждое утро ждем, чтобы кто-нибудь откопал нашу дверь. От речников-зимовщиков (у них было радио) узнаем об окружении гитлеровцев под Сталинградом...

8.10.42
Усть-Хантайка. Продавец нашего магазина на оленях привезла из поселка Потапово (70 км) продукты, поэтому месячная норма на декабрь стала: сливочное масло — 200 гр., сахар — 400 гр., оленье мясо — 500 гр., белая мука — 700 гр., вермишель — 800 гр., темная мука вместо хлеба на 10 дней — 4кг. Проклинаем местную власть, которая по воде не удосужилась по станкам сделать своевременный зимний завоз продуктов. Склад магазина пустой, а в поселке 450 едоков.

16.12.42.
Усть-Хантайка. Прибыли два офицера НКВД вести допрос по факту воровства рыбы из десяти сетей, установленных на Енисее для подледного лова. Также они интересовались у председателя колхоза Э. Эрдман о Юре, им стало известно, что он якобы фашист. Но все прошло спокойно, донос не подтвердился.

25.12.42.
Юра лежит в нарывах на животе и спине. Вспоминаем с мамой и Юрой рождество прошлого года в нормальных европейских условиях. У нас по очереди ночуют латышские семьи. Мама о них заботится, так как они абсолютно не приспособлены к этому ужасу.

01.01.43.
Усть-Хантайка. С оказией привезли почту из Пировска (Сибирь), Игарки, Хатанги и Дудинки от врачей.

07.01.43.
Усть-Хантайка. Приехали специалисты из Таймыргосрыбтреста и разрешили впредь рыбу продавать через магазин. С собой увезли воз рыбы. Первое появление над горизонтом на одну минуту луча солнца.

14.01.43.
Усть-Хантайка. Наконец и у меня появилась долгожданная цинга, не держит позвоночник. Мама меня жестко укутывает в простынь и гонит на мороз. Юра начинает строить дома с российскими «кулаками» под руководством приехавшего из Потапова прораба Дюкова.

17.01.43.
Усть-Хантайка. Мороз ниже 50 градусов. Воробьи на лету падают. Холодная вода, подброшенная из стакана с силой вверх, падает, гремя ледяными шариками. А люди? Люди замерзают в землянках.

22.01.43.
Усть-Хантайка. Уже только минус 25-30 градусов. Мама с утра до вечера бегает по землянкам и поднимает людей с нар и гонит на улицу, смазывает кровавые от цинги ноги больных. Националы по маминой просьбе привезли из лесотундры еловую хвою. Все пьют горькую хвойную настойку против цинги. Но трупы, трупы семьями каждый день. Дошел слух, что на станках Агапитово и Никольский все люди умерли...

27.07.43г.
Усть-Хантайка. Из Игарки (130км) вернулись три финна, которые туда сбежали и за четыре месяца хорошо там заработали. Но главное — они рассказали жуткую трагедию:

«Видя в Хантайке свою безысходность и близкую от голода и холода гибель, мы в начале ноября тайно ушли в Игарку, чтобы там заработать деньги и приобрести одежду и питание. Наш путь лежал вдоль правого берега Енисея по льду. На станке Агапитово (45 км) мы увидели палаточный городок, где в 30-местных палатках лежали примерзшие к жердям и подстилке люди, в основном женщины, дети и меньше — старики. В палатках нет железных печек, не видно дров и вообще признаков жизни массы людей. Обходить все палатки нам было страшно — кругом трупы. И все-таки «живого скелета» мы нашли и узнали от него, что сюда перед самым ледоставом Енисея на пароходе было доставлено порядка 500 человек, в основном немцев из Поволжья и Прибалтики. Людям дали только палатки — ни печек, ни труб для них, ни топоров и пил для заготовки дров, и, главное, без питания. По сути, людей списали полностью. И вот результат — люди умерли с голоду и замерзли.

Мы почти ползком добрались до Игарки и об увиденном в Агапитово сообщили в спецкомендатуре НКВД. Комендант, выслушав нас, спросил: «А есть там еще живые?». Мы поняли из разговора, что спецконтингент, доставленный на станок Агапитово, властью был просто «забыт» и выпал из внимания. Как бы там ни было, по вине власти ти погибло около 500 человек. Нас накормили и послали на работу в порт на судовые ремонтные работы.

Через четыре месяца на обратном пути ни одной живой души в Агапитово мы не встретили. Возможно, после нашего разговора в спецкомендатуре Игарки оставшихся в живых нескольких немцев и литышей все-таки успели спасти».

02.03.43.
Тундра. Мама в тундре приняла трудные роды. Малыш остался жив.

04.04.43.
Усть-Хантайка. Финны и немцы из Ленинграда из-за недостаточного питания, отсутствия теплой одежды и цинги вымирают семьями. Куропатки, теряя белый цвет, улетают в тундру; зайцы продолжают ловиться. Приближается весна.

09.05.43.
Усть-Хантайка. Весна. Енисейская вода поднялась на два метра. Идет интенсивное спасение примерзших осенью плотов со стройматериалами. Все на выгрузке и затаскивании бревен на высокий берег. Из Агапитово пришел чудом уцелевший «скелет», чуть живой, говорить не может. Сразу доставили в медпункт к моей маме. Выживет ли?..

30.05.43.
Усть-Хантайка. Енисей стал очищаться ото льда, и сразу же появился «птичий базар» — летят лебеди, гуси, утки и все другие водоплавающие пернатые. Стоит на реке сплошной гвалт, гомон птиц — это прекрасное зрелище. Еще 27 мая, лавируя между льдинами, мы на лодке поплыли на Томский мыс (6км). Чтобы поставить для рыбаков палатку, а затем решили забросить невод. Течение воды оказалось таким сильным, что наша тоня растянулась на четыре километра с рыбой на пару ведер.

01.06.43.
Усть-Хантайка. После ледохода мимо нас проплыл первый караван из Красноярска в Дудинку. Началась навигация.

Однако ледоход для Хантайки не всегда проходил без жертв. Так 8 июня погибла молодая девушка Анна Майзингер, 26 лет. Узнав через пять лет о ее гибели, я записала в дневник об этой трагедии. Парень и две девушки с ним занимались «спасением» бревен. От берега по качающимся льдинам добрались до бревна, как вдруг началась подвижка льда. Парень и одна девушка, прыгая с одной льдины на другую, добрались до берега, а Анна двигалась медленно. За эти несколько минут между ее льдиной и берегом образовалась чистая вода, ее относило все дальше и дальше от берега. В такой ситуации с берега ей помочь ничем не могли. Анину льдину все дальше и дальше уносило на середину реки. На ее крики помощь во время сплошного ледохода была невозможна. Вертолетов тогда на Севере не было. По слухам, Анну видели проплывающей на льдине мимо Потапова и Никольского. Очень жаль погибшую молодую рыбачку Анну Майзингер.

15.06.43.
Усть-Хантайка. На боте приехала из Дудинки комиссия по установлению причин большой гибели людей за прошедшую зиму. На маму была кем-то подана жалоба. Ей было приказано собраться и ехать в Дудинку. Мы поняли, что это такое в СССР, когда по жалобе ищут виновного. Кто-то прибежал из конторы и кричал в защиту мамы. Был ужасный переполох. С ботом пришла почта с письмами — известие о гибели папы в лагере. Мама упала в обморок. Я потребовала от Э. Эрдман отпустить меня для сопровождения мамы. В Дудинке маму три дня «пытали», а затем оправдали. После всего происшедшего мы с семьей в Хантайку не возвратились и работали на других участках по направлению спецкомендатуры.

На этом записи в дневниках Юры и Руты Янковичей заканчиваются. Материал дневников, в которых отражены исторические сведения и взгляды людей «из-за бугра» на геноцид, творившийся в 40-е годы в СССР, представляет особый интерес для читателей, переживших описанную трагедию на Таймыре.

Врач Наталия Викторовна Янкович умерла в 1985г., похоронена в Риге.


(Из книги Льва Петри «Немцы Таймыра»).

ВСЯ НАША ЮНОСТЬ ПРОШЛА В ЛАГЕРЯХ
Пирц Вилли Антонович

Родился в 1919г. в США, в г. Филадельфия, в штате Пенсильвания в семье австрийских коммунистов. С1950 г. находился на спецпоселении в Таймырском округе, в Усть-Енисейском районе. Полностью реабилитирован в 1960 году. Умер и похоронен в Дудинке


Мои родители: мать Мэри Францевна и отец Антон Антонович Пирц — австрийцы. Жили в Италии, Австрии. Отец был коммунист. Спасаясь от преследований властей, они бежали со старшими сыновьями Бруно и Карлом в Америку, где у них родилось еще трое детей: Франк, я и сестра Клара.

Отец и старшие сыновья работали на судостроительном военном заводе в Филадельфии.

В 1930г., когда мне исполнилось одиннадцать лет, мы переехали в Советский Союз. Местом нашего жительства стала Одесса. Отец и братья устроились работать на судостроительный завод по своим рабочим специальностям. Отцу предложили заключить трудовой договор на три года, потом он продлил договор еще на три года. В 1936 г. наша семья приняла советское гражданство. По этому поводу было много поздравлений, приезжали какие-то представители, журналисты, фотографы. Перед первомайскими праздниками в одном из номеров Одесской газеты появилась фотография нашей семьи.

А через год, в 1937г., отца исключили из партии. Для него это было большим потрясением. Впервые я видел, как отец плакал. Вскоре его арестовали. Вместе с ним забрали мать и двух старших братьев. В ноябре 1937 г. их расстреляли.

Через месяц пришли за мной и братом Франко. Судили нас по статье 54-1 «А» УК УССР с формулировкой «Измена Родине».

Брата отправили в Красноярский край, где он пятнадцать лет проработал на лесоповалах. Меня приговорили к десяти годам исправительно-трудовых лагерей, провел я их в Карагандинском лагере.

Мне повезло, так как я попал в слаборежимный лагерь. Было мне тогда неполных восемнадцать лет. Сидел я вместе с третьим секретарем всесоюзного старосты Михаила Калинина— Гвоздевым, в этом лагере была жена Тухачевского.

Работал на полях опытной станции комбайнером, трактористом. Учился в лагере. В 1939 г. при лагере окончил трехмесячные курсы трактористов, а в 1941 г. с отличием — курсы бригадиров тракторных бригад. Работал я расконвоированным, как специалиста ценили. Так весь срок и отбыл в одном лагере.

8 июня 1950 г. меня освободили. Дальнейшее наказание отправиили отбывать на Крайний Север.

В Красноярске начальнику НКВД показалось странным мое имя. «Что это за имя у тебя, Вилли, Вильяме? Будешь — Виктор». Так с новым именем в июле 1950 года на пароходе «Клара Цеткин», где находилось больше ста бывших заключенных, я прибыл в Дудинку.

В поселке Усть-Порт, где требовалась рабочая сила, от меня отказались, так как в дороге я заболел и прибыл на место назначения «доходягой». Отправили в поселок Караул, а оттуда на станок Поликарповск. Заставили вступить в колхоз «Красный таймырец». Уполномоченный Усть-Енисейского райкома партии кричал: «Не вступишь в колхоз, отправим дальше на север». А куда было еще дальше? До Ледовиитого океана — рукой подать.

Первые годы жизни на спецпоселении были ужасны. В лагере было лучше. Там кормили, работал я расконвоированным, а здесь — под надзором комендантов.

Страшно было, когда оскорбляли, унижали, кричали в лицо: «Ты — враг народа», когда землю для землянок копали руками, когда рыбу в трусах прятали и несли домой, чтобы накормить детей...

В 1960г. меня полностью реабилитировали, и мы переехали с женой и сыном в Дудинку.

Впервые после долгой разлуки я смог увидеть брата. К тому времени он жил под Одессой, был тяжело болен, и вскоре после нашей встречи он умер. Сказались годы, проведенные в лагере. Однажды лагерный начальник, спасая брата от перевода в другое место, укрыл его на день в комнате с мертвецами. Вышел из этой комнаты брат поседевшим, больным человеком...

Сестра тоже прошла через лагерь и ссылку. Как самую дорогую реликвию храню я фотографию сестры, надписанную накануне моего ареста: «На память дорогому брату Вилли от сестры Клары. Помни нашу юность, помни нашу разлуку с родителями». Сестре исполнилось только шестнадцать, мне — восемнадцать.

Вся наша юность прошла в лагерях.

Многое я повидал в жизни. Со смертью был рядом. Не боялся ее.

Страшно, когда тебе не верят. Страшно, когда не можешь доказать свою невиновность. Я через это прошел. Знаю...

Записано в Дудинке в 1992г.

НЕ ДАЛИ ИСПЕЧЬ ХЛЕБ НА ДОРОГУ
Смирнова (Бейс) Мария Апександровна

Родилась 6 августа 1923г. в г. Марксштадте Саратовской области АССРНП. В 1941г. была выслана в Тасеевский район Красноярского края. С 1942г. находилась на спецпоселении на станке Дорофеевском в Усть-Енисейском районе Таймырского национального округа.


Родилась я в семье колхозников. Отец умер за месяц до войны, в мае 1941 года.

16 сентября 1941 года мы выехали из Марксштадта в Сибирь. У моей тети квашня стояла, она собиралась печь хлеб, так и не дали испечь хлеб на дорогу.

На барже добирались до Саратова, потом целый месяц ехали на поезде. Везли нас кружным путем через Казахстан. 16 октября привезли в деревню Веселую Тасеевского района.

В Сибири работала в колхозе на разных работах: была дояркой, сено косила.

6 июня 1942г. вызвали в военкомат. Я была комсомолкой. Подумала, что может быть, надо раненых перевязывать, я училась медицинскому делу. У нас в немецкой школе были такие занятия, на которых мы учились оказывать первую помощь. А оказалось, что надо ехать на Север, там требовалась рабочая сила. С родными не дали попрощаться. Боялись, что скроемся, убежим. А где там скрыться, мы ведь не знали русского языка.

Объяснили нам, что едем всего на три месяца, что потом нас отвезут домой. Так я с тех пор маму и не видела. Она осталась в Сибири.

Ехали мы на лихтере, прикрепленном к буксиру «Молотов». Привезли нас в поселок Дорофеевск, который находился в четырехстах километрах севернее поселка Усть-Порт. Привезли, выгрузили на берег. На берегу еще был снег. Спали под лодками. В поселке было несколько домов, в которых жили русские люди, возможно, сосланные, бывшие раскулаченные. Они так же, как и мы, занимались рыбалкой. На Волге я тоже ловила рыбу вместе с отцом. Правда, там мы ловили сетями, а здесь неводом. Сети легче. Невод тяжелый, длина его 350-400 метров. Забрасывать его в Енисей надо было по несколько раз. Тяжело было. Босиком в дождь работали. Отправили меня работать рыбоприемщицей в Кареповск, где рыбачили только ненцы. Я одна была среди них. Они нас, ссыльных, не обижали. Были милые. Драк больших между ними не было. В колхозе у них был хороший председатель, Иван Федорович Самарский. Он не давал им много пить. Ненцы его уважали. Говорили: «Он нас в люди вывел».

В 1958г. мы приехали в Усть-Порт. У меня уже была семья, пятеро детей. Поселок Усть-Порт был чистым. Люди жили дружно. Устроилась работать на рыбоконсервный завод. Работать начинали в восемь часов утра. На заводе без десяти восемь давали гудок.

В поселке был хороший, большой клуб. Первое время я жила в двухэтажном доме. Там же жила Луиза Давыдовна Фильберт. Здесь я с ней и познакомилась. Оказалось, что мой брат Иван Бруль учился вместе с ней в Марксштадтском педучилище.

Записано в пос. Усть-Порт в 1993г.




Источник: http://dudinka.ucoz.ru/publ/17
Категория: Общие | Добавил: otipb (12.07.2012) | Автор: otipb W
Просмотров: 2612 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Поиск по сайту

2

Новое в блогах