Понятие о крупной аварии достаточно разработано, прошло стадии научного исследования, закреплено в международном праве. Согласно Конвенции Международной организации труда (МОТ) о предотвращении крупных промышленных аварий (КПА) термин «крупная авария» означает внезапное техногенное происшествие на объекте повышенной опасности (крупный выброс опасных веществ, пожар или взрыв, по отдельности или в сочетании), приводящее к немедленной или долгосрочной серьезной опасности для персонала, населения или окружающей среды. Крупную аварию от обычной отличают по показателю «серьезная опасность». Степень «серьезности» бедствия и катастрофы изменчива во времени и пространстве различных культур, имеет ярко выраженную ценностную основу. Например, согласно общечеловеческим ценностям, отраженным в документах Всемирного Банка (The World Bank), Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца (The International Federation of Red Cross and Red Crescent Societies) и Всемирной организации здравоохранения (World Health Organization), к неумышленным бедствиям и катастрофам с «серьезными опасностями» относят локальные события, в которых или погибли более 10, или пострадали более 100 человек, или введено чрезвычайное положение, или объявлен призыв к международной помощи.

В Западной Европе накопленные технические и социальные знания о предупреждении крупных промышленных аварий были формализованы в директивах Севезо I и II (соответственно 1982 и 1996 гг.), а в Российской Федерации — в Федеральном законе от 21 июля 1997 г. № 116-ФЗ. Из международного права известна Конвенция ООН о трансграничном воздействии промышленных аварий (Хельсинки, 17 марта 1992 г. Е/ЕСЕ/1268), вступившая в силу для Российской Федерации 19 апреля 2000 г.

Как копилось знание о КПА, изменялись способы их предупреждения видно на примерах угольной промышленности.

К первым из широко известных подземных катастроф относят: обрушение в германском руднике «Раммельсберг» около г. Гослар в 1376 г. (погибли более 100 человек), затопление австрийского рудника Heilig-Kreuz-Stollen около г. Швац в 1448 г. (до 260 погибших) и обвал в руднике Der Goldene Esel в Силезии в 1565 г. (у современного польского г. Злоты-Сток) — до 95 погибших.

Впервые КПА проявились в период промышленных революций XVIII–XX вв. Ископаемый уголь стал основной энергетической базой индустриализации, а угледобыча — источником первых КПА. Типичными промышленными бедствиями стали аварии в шахтах и рудниках (Coal mining disasters). Одно из наиболее ранних упоминаний о групповой гибели шахтеров относится к 3 октября 1705 г. , когда при взрыве в шахте Gateshead (Stony Flatt) в графстве Дарем на севере Англии погибли 30 человек. В том же районе при взрыве в шахте Fatfield 18 августа 1708 г. погибли 69 шахтеров. Также известна авария в английской угольной копи Felling вблизи г. Гейтсхед, в которой 25 мая 1812 г. погибли 92 шахтера, причем 30 из них были дети и подростки в возрасте от 8 до 16 лет.

Начиная с 1835 г. в угольных копях Великобритании, Германии, США, Чехии и Канады ведется отсчет КПА с гибелью более 100 человек; в конце XIX — начале ХХ вв. впервые в угледобыче произошли особо крупные промышленные аварии (см. таблицу).

В течение XIX–ХХ вв. крупные угольные катастрофы с гибелью свыше 100 человек сопровождали индустриально развитые страны Западной Европы, Северной Америки и Японию, начиная с аварии в английской шахте Wallsend в Нортумберленде (18 января 1835 г. , погибли 102 человека) и заканчивая разрушением дамбы хвостохранилища американской угольной компании Pittston в Буфало Грик Западной Вирджинии (26 февраля 1972 г. , погибли 125 человек). Всего в 105 таких авариях погибли не менее 22 230 человек. На рисунке представлены крупнейшие в мировом углепроме аварии со смертельным исходом. (Вследствие неоднородности источников и неопределенности исходных данных указаны только угольные аварии с гибелью более: 70 человек — для Великобритании, Канады, Польши и США; 100 человек — для Бельгии, Китая, Югославии, Мексики и Чехии; 50 человек — для Индии, России, Турции и Украины; 95 — для Германии; для ЮАР, Франции и Колумбии представлены только самые масштабные аварии в этих странах.).

Наиболее масштабными авариями промышленного XIX в. стали: взрывы в английской угольной копи «Окс» в Барнсли 12 декабря 1866 г. (погиб 361 человек), пожар в чешском железном руднике «Святая Мария» в Пршибраме 31 мая 1892 г. (погибли 319 человек) и оползень отвала японского медного рудника Сумитомо Бесши у г. Ниихама на о-ве Сикоку 28 августа 1899 г. (погибли 512 человек). В ХХ в. масштаб смертельных угольных аварий достиг своего пика. Самые крупные из них (см. рисунок) произошли в оккупированной Японией Манчжурии (1942 г.), во Франции (1906 г.), в Японии (1914 г. ) и Китае (1960 г.). Крупнейшая авария в отечественном углепроме произошла 18 июня 1908 г. в Малороссии. Тогда в шахте № 4-4 бис Макарьевского (Рыковского) рудника в Юзовке погиб 271 рабочий.

Начиная с середины ХХ в. КПА из подземелья шахт и рудников все более перемещались на поверхность промышленных площадок новых энергонасыщенных производств. С развитием средств массовой коммуникации образы промышленных аварий проникли и в информационное пространство.

С новой «информационной» остротой встал вопрос обеспечения промышленной безопасности больших производственных технико-социальных систем промышленности, транспорта, строительства, жилищно-коммунального хозяйства, агро-, леспрома, связи и др. Тогда же в больших технических культурах высокоразвитых индустриальных стран сложились оригинальные способы обеспечения промышленной безопасности, внедрялись свои подходы предупреждения опасностей и парирования угроз КПА.

В 70–80-е годы XX в. сложность и энергоемкость опасных производственных объектов перерастает применявшиеся инструменты обеспечения надежности отдельных технических устройств. Сначала на Западе, а потом и в незападных странах происходят КПА:

Стейтен Исланд (США, 1973 г. , пожар с участием сжиженного природного газа, погибли 40 человек);

Потчефструм (ЮАР, 1973 г., утечка аммиака, погибли 18 человек), Фликсборо (Великобритания, 1974 г. , взрыв циклогексана, погибли 28 и травмированы 89 человек);

Декейтор (США, 1974 г., взрыв пропана, погибли 7 и травмированы 152 человека);

Беек (Нидерланды, 1975 г. , взрыв пропилена, погибли 14 и травмированы 107 человек);

Севезо (Италия, 1976 г. , токсическое заражение от выброса диоксина, пострадали 30 чел., переселены 220 тыс. чел.);

Уэстуэго, Галвестон и др. (США, декабрь 1977 г. , пять взрывов пыли за восемь дней на разных элеваторах, погибли 59 и ранены 48 человек);

Сан-Карлос (Испания, 1978 г. , взрыв пропилена, погибли 215 человек);

Санта Круз (Мексика, 1978 г., пожар с участием метана, погибли 52 человека);

Ортуэлла (Испания, 1980 г. , от взрыва пропана погиб 51 человек);

Бхопал (Индия, 1984 г., выброс метилизоциана-та, погибли более 2 тыс. человек, стали инвалидами более 200 тыс.);

Сан-Хуан-Иксуатепек (Мехико-Сити, Мексика, 1984 г. , взрывы сжиженного нефтяного газа, погибли 644 человека, 7087 — травмированы);

Арзамас (СССР, 1988 г. , взрыв гексогена, погиб 91 человек, пострадали 1500);

Piper Alpha (Северное море, 1988 г. , взрыв газа на морской нефтедобывающей платформе, погибли 167 из 226 человек);

Уфа (СССР, 1989 г., взрыв широкой фракции легких углеводородов, погибли 575, ранены более 600 человек).

Достаточно быстро выяснилось, что техногенная опасность КПА порождает в массовом сознании промаварийные страхи, подобные хорошо известному и изученному феномену радиофобии или «западного ядерного страха».

В настоящее время вопрос о критериях отнесения промышленной аварии к крупной определяется не только абсолютным размером людских, материальных и природных потерь, сколько масштабностью образа бедствия, конструируемого средствами массовой коммуникации. К примеру, мировые СМИ умело создали образ КПА 5 августа 2010 г. на чилийской медно-рудной шахте «Сан-Хосе» с угрозой гибели и последовавшим спасением 33 горняков. Хотя подобные аварии не редкость. Так, 23 октября 2003 г. произошел прорыв вод подземного озера в главный скиповый ствол шахты «Западная-Капитальная» в Новошахтинске Ростовской обл.. Выход для 44 шахтеров оказался отрезанным потоками воды. Через двое суток были обнаружены и подняты через клетевой ствол 33 шахтера. По завершению проходки поисково-спасательной сбойки с транспортного штрека соседней шахты на поверхность были подняты оставшиеся 11 чел., которые в ожидании спасения провели в затопляемой шахте более пяти дней. 21 ноября 2010 г. произошло затопление на шахте Batian Coal Mine в уезде Вэйюань китайской провинции Сычуань. На поверхность смогли самостоятельно выбраться 13 шахтеров, а 29 оказались заблокированными в затопляемой шахте. Через сутки все они были спасены.

Антрополог Поль Расс из Женевского университета так объяснял невиданный рейтинг «чилийских трансляций» на Западе: «Для массового сознания подобное извлечение из шахты — то есть, почти что из ада — есть зримое, осязаемое чудо воскрешения из мертвых. В том смысле, что ад — это не только шахта, но и алчность, которая послала людей в такую жуткую глубину, пренебрегая нормами безопасности».

Специфика аварий в угольных шахтах требует немедленного реагирования — слишком большая угроза быстрого затопления, отравления или взрыва. СМИ просто не успевают за развитием событий по спасению, а успешность операции неопределенна. В жестких условиях скоротечности аварии ни политики, ни СМИ не станут рисковать своим наведенным в массовом сознании статусом «спасителей». Разжечь контролируемый общественный психоз после трагедии намного проще, чем оправдать провалы в предупреждении аварий.

В настоящее время в России проблема КПА открывается в новом измерении, не свойственном странам первого и третьего мира. Высокоразвитые страны Запада вытесняют опасные производства с возможными КПА в зону быстро растущих стран «Большого Дальнего Востока» (Китай, Индия, Вьетнам и др.), где мощный научно-технический потенциал активно ищет способы предупреждения угроз КПА1. Для современной России постановка и решение проблемы предупреждения КПА не имеет исторических аналогов в отечественной и зарубежной практике. Даже по экономическим причинам России вряд ли удастся сбросить свои производственные издержки обеспечения безопасности на страны третьего мира.

Мировой опыт показал, что основная угроза от КПА не в масштабах абсолютных техногенных потерь, хотя и они могут быть значительными. Любая КПА — сигнал соприкосновения с пределом текущего индустриального развития (или деградацией), вызов основам индустриализма как доминирующей форме прогресса в высокоразвитых странах. Помимо экологических, обнаружились новые барьеры для идеи прогресса, научно-технического и промышленного в том числе, связанные с крупными авариями.

Такие фундаментальные противоречия обязательно порождают острые социальные опасности, имеющие в разных культурах свои проявления и особенности. Например, в массовом общественном сознании на Западе возник техногенный страх, а в России — социальная апатия. В норме техногенные опасности и должны порождать адекватное социальное беспокойство. И техно и социально опасна острая несоразмерность реальных промышленных угроз с их восприятием массовым сознанием. По-своему опасны как гипертрофированное преувеличение техноугроз (панический страх), так и безразличное хладнокровие (социальная апатия). В обоих случаях требуется подходящее социальное и организационно-техническое «лечение». В подобных жизненно важных вопросах организацию защитных функций, как правило, берет на себя государство. Для проблемы КПА малопригодны «общечеловеческие» рецепты евроцентризма, доминирующие в последние 20 лет в России. Особо опасна квазимессианская имитация так называемой «лучшей мировой практики», что наглядно продемонстрировал российский опыт реформы технического регулирования. Уже не спасет и официально отвергаемый советский опыт — слишком велики трансформации отечественного хозяйства и общества. Но в любом случае начинать придется с оценки прошлого, определения настоящего и прогноза будущего уровня техногенных и социальных угроз промышленных аварий, причем применительно именно к современной России, а не к идеальному Западу, ностальгическому СССР или абстрактному Китаю.

Стало очевидным, что традиционные показатели аварийности и травматизма (удельное количество аварий и несчастных случаев на объем производства или число работающих) малопригодны для анализа и прогнозирования опасностей КПА — уникальные события плохо видны меж «средних значений». После свертывания советской отраслевой науки систематические научные исследования по мониторингу, прогнозу и предупреждению техногенных промышленных опасностей в России существенно сократились. Из-за расхожей установки о «неконкурентоспособности» науки бизнес отказывается быть заказчиком таких работ, а дееспособные службы с «государственным инстинктом» в срочном порядке латают дыры от уже вызревших опасностей и реализовавшихся социальных и техногенных угроз.

Любая промышленная деятельность омрачается нежелаемыми смертельными, материальными и даже смысловыми потерями. Важно чтобы негативный напор неудач не препятствовал промышленному существованию как таковому. Жизнестойкая страна не может обойтись без подконтрольного ей промышленного базиса — станка материальной культуры. Техногенные аварии в промышленности были, есть и, видимо, будут. На трагических ошибках учатся, копят и обобщают опыт побед и поражений, а впоследствии совершенствуют промышленное производство, которое вовсе не прекращается с малыми и средними авариями (из-за отказов техники, ошибок персонала или внешних нерасчетных, обычно природных и социальных, воздействий).

Иное дело — КПА. В пределе такие аварии замедляют и пресекают промышленную деятельность, а значит ведут к угасанию сначала технической культуры, а с ней и всего самобытного жизнеустроения индустриальной страны. С другой стороны, сам факт возникновения КПА — сигнал о приближении производства к предельной черте. От того, как мы распорядимся этим сигналом, как его распознаем и отреагируем на него, зависят не только тяготы и страдания, жизнь и здоровье наших соотечественников, но и безопасное будущее наших потомков, нашей общей России.

Крупные российские техногенные катастрофы последних лет (Зыряновская, 1997 г.; Курск, 2000 г.; Тайжина, 2004 г.; Ульяновская, 2007 г.; Саяно-Шушенская, 2009 г.; Распадская, 2010 г.), обозначив текущее состояние утрат и перспективы регресса отечественной технической культуры, ставят новую научную задачу по предупреждению социальных и технических опасностей КПА в современной России.