Пятница, 29.03.2024, 12:19
Вы вошли как Гость | Группа "Гости"Приветствую Вас Гость | RSS

Справочник Профессионала - Directory of professional  16+

Категории раздела
НАШ ОПРОС
Просим Вас указать Вашу принадлежность к той или иной группе:
Всего ответов: 4881
Статистика
 
Рейтинг@Mail.ru
 
 
 
 

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
 
Зарег. на сайте
Всего: 1230
Новых за месяц: 0
Новых за неделю: 0
Новых вчера: 0
Новых сегодня: 0
Из них
Администраторов: 1
Модераторов: 1
Проверенных: 968
Обычных юзеров: 260
Из них
Парней: 896
Девушек: 334
TwitPic
СЕЙЧАС читают:
Форма входа

Каталог статей

Главная » Статьи » История о людях » КОРОЛЕВ СЕРГЕЙ ПАВЛОВИЧ

КОРОЛЕВ С.П.- КОЛЫМА (1939)

Решение об отмене приговора Королеву С.П. 1939

После ходатайства М.М. Громова и письма B.C. Гризодубовой В.В. Ульриху с просьбой о пересмотре дела отца, указание И.Т. Голякова о проверке правильности его осуждения, некоторое общее улучшение обстановки в стране после ареста Н.И. Ежова и прихода нового наркома внутренних дел Л.П. Берии - все это возымело свое действие.

13 июня 1939 г. под председательством И.Т. Голякова состоялось заседание Пленума Верховного суда СССР, на котором В.В. Ульрих, тот самый, который 27 сентября 1938 года приговорил отца к десяти годам заключения с поражением в правах на пять лет и конфискацией имущества, внес протест на собственный приговор. Протест был поддержан Прокурором Союза ССР, и Пленум принял решение об отмене приговора от 27.IX. 1938 г. и передаче дела на новое расследование. Это стало большим достижением, но о нем ни отец, ни наша семья, ни начальник этапа не знали. Поэтому отец продолжал свой путь на каторгу, абабушка , отчаявшись в ожидании сына и желая ускорить процесс пересмотра его дела, написала заявление в секретариат И.В. Сталина .

Отправляя это заявление, бабушка не знала, что отца уже нет в Новочеркасске. Но и в аппарате Верховного суда СССР не было известно, где в данный момент находится заключенный СП. Королев. 25 июня 1939 г. В.В. Ульрих направил начальнику Новочеркасской тюрьмы извещение с грифом "секретно" об отмене приговора по делу отца с указанием под расписку объявить ему об этом. Но объявлять оказалось некому. Этап давно ушел, догонять его никто не собирался. И... письмо В.В.Ульриха вернулось в Москву.


Королев С.П.: путь на Колыму

Прокуратура СССР 5 июля 1939 г. обратилась в 1-й спецотдел НКВД с просьбой выслать для изучения дело С.П. Королева. А сам он тем временем приближался к Тихому океану. 9 июля 1939 г. этап прибыл во Владивосток . Заключенных направили в лагерь "Омский" . Далее путь отца лежал через Магадан на Колыму. В лагере пробыли пять дней - ждали другие эшелоны, чтобы заполнить большой корабль, ибо сухопутного сообщения между Владивостоком и Магаданом не существовало. По морю курсировали корабли Дальстроя - организации, созданной в 1931 г., которая с 1938 г. подчинялась НКВД. Корабли регулярно доставляли в бухту Нагаево заключенных и вольнонаемных, приехавших работать по контракту. В течение 1939 г. на Колыму завезли 70 492 человека, из них вольнонаемных "за счет вербовки" было всего 3654, остальные - заключенные. Среди последних ранее, в начале 1937 г., преобладали уголовники. Но уже к концу того же года и тем более в 1938-1939 гг. основной контингент Управления северо- восточных исправительно-трудовых лагерей состоял из "политических", то есть осужденных по 58-й статье за "контрреволюционную деятельность".

Вот на одном из таких пароходов с названием "Дальстрой", совершавшем в 1939 г. свой четвертый рейс, 14 июля 1939 г. был отправлен в бухту Нагаево мой отец. Заключенные с вещами прошли подконвойной колонной от Второй речки до мыса Чуркин в заливе Золотой Рог - причала Дальстроя , где было пришвартованпароход "Дальстрой" .

На пароходе Джурма примерно в то же время по тому же маршруту этапировали на Колыму бывшего комдива, впоследствии генерала армии, Героя Советского Союза А.В. Горбатова , который описал этот период в автобиографической книге "Годы и войны" . По его воспоминаниям, в течение всего рейса заключенные находились в трюме, в отдельных отсеках. Время от времени их партиями выводили на палубу подышать свежим воздухом. В Японском море вплоть до пролива Лаперуза погода стояла хорошая, и море было спокойным. В Охотском море начался шторм, сопровождавшийся сильной качкой. Этот участок пути оказался для узников особенно тяжелым, так как в трюме было очень душно, а на палубу их не выпускали, опасаясь, чтобы кого-нибудь не смыло волной. А.В. Горбатов пишет: "Все эти изнурительные семь суток плавания мы питалась сухим пайком, который доходил до нас в сильно урезанном виде, да получали немного кипятку. Многие не выдержали такого режима и заболели".

21 июля 1939 г. пароход "Дальстрой" пришел в бухту Нагаево .

Лишь за неделю до прибытия отца, 14 июля 1939 г., Указом Президиума Верховного Совета РСФСР поселок Магадан получил статус города. Заключенных первым делом зарегистрировали в "Книге прибытия этапов" * 41, заведенной еще в июне 1932 г. и ныне хранимой в Магаданском областном архиве УВД. Под номером 236 438 там значится Королев Сергей Павлович . Следующим записан его знакомый по Новочеркасской тюрьме Василий Алексеевич Кудрявцев , бывший агрохимик, директор опытной льняной станции в г. Белый Западной (ныне - в Тверской) области, член ВКП(б), также осужденный на десять лет по 58-й статье. После регистрации заключенных направили в так называемые транзитки - бараки, обнесенные колючей проволокой, с караульными вышками по углам. Ни в чем не повинные, окруженные конвоем, люди понуро шли по улицам Магадана под молчаливыми взглядами его немногочисленных жителей. В "транзитке" отец провел восемь дней. 29 июля он прошел медицинское освидетельствование, подтвердившее его пригодность к физическому труду, и был отправлен в пункт назначения - золотодобывающий прииск Мальдяк

На прииск Мальдяк попал 3 августа 1939 г. отец, приговор по делу которого был отменен еще до его прибытия на Колыму. Он этого не знал, но в семье уже знали, и бабушка продолжала борьбу за возвращение сына в Москву.


Королев С.П. в лагере Мальдяк

А заключенный Королев тем временем уже добывает "золотишко" на Мальдяке . За два дня до прибытия его туда, 1 августа 1939 года, был издан приказ N 765 по Дальстрою "О выполнении августовского плана", которым предписывалось: "Принять решительные меры к максимальному повышению производительности труда и лучшему, бесперебойному использованию механизмов. Использовать все меры поощрения лучших лагерников, работающих по-стахановски и по-ударному... Одновременно злостных отказчиков строго наказывать, сажая в карцер на штрафной паек и предавая суду". Прииск Мальдяк в то время был на хорошем счету. За сутки там добывали до нескольких килограммов золота. Как отмечено в "Хронике золотодобывающей промышленности Магаданской области" от 21 сентября 1939 года: "За успешное выполнение программы металлодобычи 1938 г. прииску "Мальдяк" выделены автомашина М-1 и 10 тыс. руб. для премирования работников, отличившихся в борьбе за план".

Да, план выполнялся. Но какой ценой? Заключенных поднимали в шесть часов утра и после скудного завтрака, колонной, шеренгами по пять человек, под конвоем вооруженной охраны - один конвоир впереди, два сзади - отправляли на работу. Каждая бригада занимала свое рабочее место. Несколько заключенных разводили костер, у которого можно было погреться во время коротких перерывов.

Работали без выходных по двенадцать часов в сутки. С 13 до 14 часов объявлялся перерыв на обед. Посудой служили металлические миски и кружки, алюминиевые или приспособленные из консервных банок. Пища была скудной - болтушка на муке, вареная селедка, каша, чай. Хлеба не хватало. Его давали сразу на весь день - по килограмму на человека, если бригада выполняла план, и по 600 граммов, если не выполняла. На ужин приходилось около 200 граммов каши без масла и чай с двумя кусками сахара. Работа состояла в добыче на глубине 30-40 метров золотоносной породы и велась вручную. Это требовало значительных усилий. Отколотую кирками породу лопатами насыпали в тачки, доставляли к подъемнику, поднимали по стволу наверх и тачками по проложенным доскам подвозили к бутарам. На столь тяжелую работу посылали, как правило, "врагов народа". Среди них был и отец. Уголовники же обычно выполняли функции бригадиров, поваров, учетчиков, дневальных и старших по палаткам. Естественно, что при полуголодном питании ежедневный изнурительный труд быстро приводил к физическому истощению и гибели людей. Но на любые жалобы заключенных от лагерного начальства следовал ответ: "Вы отбываете наказание и обязаны работать. За вашу жизнь мы не отвечаем. Нам нужен план, а вас не станет, привезут в навигацию других". Заключенные , люди разных возрастов, различного здоровья и физической силы, жили бригадами в черных палатках размерами 7X21 м из брезента, натянутого на деревянные каркасы, спали на деревянных двухъярусных нарах с матрасами, набитыми сухой травой. Под голову клали бушлаты - длинные, до колен, телогрейки, обычно прожженные у костров. Постельного белья не было - давали лишь "вафельные" полотенца. Укрывались солдатскими одеялами. Каждая палатка отапливалась стоявшей посредине печкой, сделанной из железной бочки. Угля в те годы на Мальдяке не было. Топливом служили так называемые хлысты - сухие стволы и ветки деревьев, которые заключенные приносили с сопок. Эти ?дрова? они не рубили, а постепенно вдвигали в печку. Но печка не спасала от холода, так как морозы с сильным ветром, начинавшиеся уже в октябре, достигали зимой сорока, пятидесяти, а иногда и шестидесяти градусов. Поэтому на зиму стены палаток заваливали снегом, чтобы таким образом создать хоть какую-то тепловую защиту. Из одежды заключенным выдавали ватные штаны и рукавицы, бушлаты, шапки-ушанки и валенки, подшитые резиной, но в них в мороз очень мерзли ноги. Поэтому заключенные делали себе из старых ватников ?чуни?, подошва которых вырезалась из валенок. Они были более теплыми, но быстро изнашивались. Иногда на них сверху надевали веревочные лапти. Бани в лагере не было. В палатках висели рукомойники. Нательное белье не стиралось. Заключенных заедали вши. "Политические" жили вместе с уголовниками, которые всячески над ними издевались: отнимали "пайку", а у вновь прибывших личную одежду и часто били. Такова была жизнь в лагере. Нечего и говорить, что моральное состояние политзаключенных было подавленным. Безвинно осужденных, оторванных от любимой работы и семьи, этих людей - участников революции, военачальников, специалистов народного хозяйства - обрекли на жалкое существование бесправных рабов, вынужденных подчиняться приказам грубых полуграмотных охранников и матерых преступников, почти без надежды на избавление. Но ... человеку свойственно надеяться даже в, казалось бы, безвыходных ситуациях.

Надеялся и отец. Я была потрясена рассказом метрдотеля ресторана Центрального Дома литераторов во время поминок по бабушке Марии Николаевне в 1980 г. Оказалось, что отец этой женщины был когда-то соседом моего отца по нарам. Увидев в январе 1966 года фотографию над некрологом в газете "Правда", он сказал: "Да ведь это тот самый Серега Королев, который на Колыме поражал всех тем, что делал по утрам зарядку, а на наши скептические прогнозы отвечал, что еще надеется пригодиться своей стране". Мысли о том. как вырваться на волю, не давали отцу покоя. Самым опасным было затеряться в огромной людской массе, заброшенной за тысячи километров от столицы. Единственный шанс - еще и еще напоминать о себе. И 15 октября 1939 г. отец вновь пишет заявление Верховному прокурору СССР с просьбой снять с него несправедливые обвинения и дать возможность продолжить работу над ракетными самолетами для укрепления обороноспособности страны.

Копию этого заявления отец вложил в письмо бабушке, однако твердой уверенности в том, что оно будет отправлено и дойдет до адресата, у него не было. Поэтому на всякий случай он оставил себе черновик и, как оказалось, не напрасно. Потому что из лагеря заявления и письма заключенных отправлялись вУСВИТЛ , где проходили цензуру, а затем в большинстве случаев до адресатов не доходили. Предусмотрительно оставленный черновик отцу удалось переслать домой в Москву через освобожденного уголовника в январе 1940 г. и только тогда он попал в Верховную прокуратуру. В то время как так называемые враги народа не видели конца своим мытарствам, уголовников, как правило, выпускали на свободу по окончании срока заключения, а иногда и досрочно. Отец старался переслать с ними весточки домой. Эти отбывшие наказание преступники и даже убийцы приходили к маме на Конюшковскую. Однажды рано утром в дверь постучал красивый молодой парень и передал от отца короткое, полное грусти письмо. Звали парня Василий. Он отбывал срок за уголовное преступление и жил в одной палатке с отцом. Между ними возникла взаимная симпатия, и отец делился с ним своими мыслями о работе и семье. Василий рассказал, что условия жизни в лагере очень тяжелые, работа изнурительная, питание плохое, письма от родных не приходят. Сергей болеет цингой, но стимулом к жизни для него являются образы дочери и жены - Наташки и Ляльки. Маме этот парень понравился. Она накормила его и дала на первое время какие-то оставшиеся вещи отца.

Когда отец вернулся, он рассказал об этом человеке - единственном, с кем он мог там о чем-то говорить, хотя тот и был уголовником. И еще отец сказал маме, что если у них когда-нибудь будет сын, он назовет его Василием. После этого парня к нам приходили еще несколько человек, тоже уголовников, отбывших свой срок, которых отец просил зайти и просто передать от него привет. Они рассказывали о жизни на Колыме, а мама подкармливала их тем, что было в доме, - ведь благодаря им она знала, что ее муж жив.


Королев С.П. доходил в лагере, но его спас М.А. Усачев

Между тем с наступлением холодов работать и жить в лагере стало еще тяжелее. Постоянное недоедание и полное отсутствие каких-либо витаминов делали свое дело. Люди болели и умирали. Состав бригад постоянно обновлялся. Практически всеобщей болезнью, не обошедшей и моего отца, была цинга, вызванная авитаминозом. У него опухли и кровоточили десны, расшатались и стали выпадать зубы, распух язык, начали опухать ноги. Сильная боль не давала открыть рот. Отец очень мучился, ему стало трудно есть и ходить. Именно в это время в лагере появился Михаил Александрович Усачев - бывший директор Московского авиазавода .

Он стал среди заключенных своего рода "главным". Но при этом Усачев столкнулся со старостой-уголовником, который был, по существу, хозяином лагеря, поставившим перед собой задачу как можно больше эксплуатировать "врагов народа", освобождать за их счет "своих" от тяжелой физической работы, отнимать пайки, чтобы лучше питаться самому и сотоварищам. Во взаимоотношения между заключенными лагерное начальство вмешивалось мало, и уголовники издевались над людьми безнаказанно. Когда Усачев, прибыв в лагерь, увидел эти безобразия, он возмутился и с согласия лагерного начальства стал наводить порядок. Первым делом он объявил старосте из уголовников, что теперь здесь хозяин он. Для подавления явно выраженного недовольства ему, правда, пришлось применить свои боксерские навыки, так как в разговоре с уголовниками это был лучший язык. После первых "уроков" низложенный староста стал послушным и повел Усачева показывать свое ?хозяйство?. В одной из палаток староста сказал, что "здесь валяется Король - доходяга из ваших", что он заболел и, наверное, уже не встанет. Действительно, под кучей грязного тряпья лежал человек. Усачев подошел, сбросил тряпки и увидел Королева, которого хорошо знал.

Рассказывая через много лет эту историю заместителям отца - Б.Е. Чертоку и П.В. Цыбину , Усачев вспоминал, что в тот момент у него словно что-то оборвалось внутри: перед ним в немыслимых лохмотьях лежал страшно худой, бледный, безжизненный человек. Почему, как он попал в такое положение? Усачев провел едва ли не целое следствие. Выяснилось, что именно староста довел его до такого состояния. Отец вначале показывал свой характер, не хотел мириться с тем, что творили уголовники, не подчинялся старосте, ну а тот применил свои приемы: оставлял его практически без пайки, а когда он уже совершенно обессилел, стал гонять на непосильные для голодного человека работы. В конце концов отец свалился. Усачев обнаружил его вовремя - отвел в медсанчасть и попросил на некоторое время оставить там. Кроме того, он заставил старосту сколотить компанию, которая стала отдавать больному, фактически уже умиравшему моему отцу часть своих паек, организовав ему таким образом "усиленное" питание. Лагерный врач Татьяна Дмитриевна Репьева приносила из дома сырую картошку, из которой отец и другие больные цингой выжимали сок и натирали им свои десны. Еще одним средством от цинги являлся отвар из мелко нарубленных веток стланика: их заваривали в большом чане кипятком и давали пить больным. Других способов лечения в лагере не было. Но благодаря этим мерам отец встал на ноги и на всю жизнь сохранил чувство глубокой благодарности к своим спасителям.

В начале 60-х годов, уже будучи Главным конструктором, он разыскал Усачева и принял его на работу заместителем главного инженера опытного завода.

Помимо того что заключенные сами умирали от голода, холода и болезней, их могли лишить жизни действовавшие в УСВИТЛ так называемые расстрельные тройки .

По счастью, эта участь отца миновала.

Королев С.П: вызов из лагеря в Москву

Немного подлечившись в медсанчасти, Королев вынужден был вернуться к изнурительному труду. Скорее всего, он не выдержал бы эту первую зиму 1939-1940 гг.: цинга прогрессировала, нарастало общее физическое истощение. В довершение всего случился такой эпизод. В одной бригаде с отцом был старик, для которого тяжелая работа оказалась непосильной. Однажды он не смог везти тачку, и бригадир из уголовников, наблюдавший за работой, ударил его палкой по голове. Старик упал. Отец взорвался и, бросив свою тачку, дал бригадиру затрещину. Все замерли в ожидании дальнейшего. Но, к величайшему удивлению отца, подумавшего было, что ему пришел конец, бригадир не сказал ни слова. Возможно, сыграл роль признанный всем лагерем авторитет Усачева, который, как было известно, опекал отца. Эпизод окончился тем, что старику помогли встать и довезти его тачку. В один из дней ноября 1939 г. рано утром в палатку вошел охранник, назвал фамилию отца и, ничего не объясняя, приказал собираться. Отец рассказывал потом маме и бабушке, как это происходило, а они, в свою очередь, рассказали мне. В первый момент он подумал, что, очевидно, бригадир все-таки пожаловался начальству и его призывают к ответу. Не зная, что его ждет, он стал со всеми прощаться. Когда подошел к лежавшему на нарах заболевшему бригадиру, тот велел отцу снять с себя старье и надеть его новый бушлат. Отец, было, отказался, но уголовник сказал: "Возьми мой бушлат, а свой положи мне на ноги. Не надо лишних слов. Ты, инженер, хороший парень. Я тебя уважаю. Счастливо тебе". И пожал ему руку. После этого все решили, что коль бригадир так ведет себя, ничего плохого случиться не должно. Отец тоже воспрянул духом. Охранник привел его к начальнику лагеря, который объявил ему о вызове в Москву. Отец вспоминал, что был потрясен этим известием. Его не забыли, его вызывают! Значит, появилась реальная возможность освобождения и возвращения к любимой работе и семье. В сопровождении конвоира отца на грузовике повезли в Магадан. Есть было нечего. Обессиленный, теряющий только что обретенную надежду, отец решил, что наверняка погибнет от голода. К тому же он простудился. На колымской трассе тогда почти не было населенных пунктов, и достать еду было негде. Даже холод не донимал - все мысли были о хлебе. И вдруг на очередной кратковременной остановке отец, с трудом дойдя до источника воды, увидел, что рядом с ним лежит буханка хлеба. Это было похоже на чудо. Кто ее положил? Наверное, добрые люди, которые могли предположить, что она пригодится, а может быть, и спасет жизнь голодному путнику. Мне рассказал этот эпизод Б.Е. Черток , который узнал о нем вместе с А.П. Абрамовым и В.П. Финогеевым от отца во время их совместной поездки в 60-е годы в Северодвинск .

Мать Королева С.П. (Баланина) продолжает борьбу за его освобождение

Отчаявшись в ожидании сына, приговор по делу которого был отменен еще в июне, бабушка 26 ноября 1939 г. написала заявление в Военную прокуратуру , в котором привела выдержки из только что полученного письма отца и вновь просила о вызове его на доследование.

Поскольку теперь, после получения письма отца, его местонахождение стало известно, мама и бабушка отправили ему телеграмму-молнию, заверенную в Верховном суде: "Приговор отменен Целуем Ляля Мама". Они хотели поскорее сообщить ему эту радостную новость, подбодрить его, вселить надежду на скорое возвращение. Но телеграммы отец не получил - в последних числах ноября 1939 г. он находился уже не на прииске Мальдяк, а снова в пересыльной магаданской тюрьме . Это явствует из постановления от 29 ноября 1939 г., подготовленного следователем Быковым , с ходатайством о продлении срока следствия по делу СП. Королева на два месяца, то есть до конца января 1940 г., в связи с длительностью этапирования его из бухты Нагаево в Москву. - "УТВЕРЖДАЮ" ЗАМ. НАЧ. СЛЕДЧАСТИ ГЭУ НКВД СССР КАПИТАН ГОСУД. БЕЗОПАСНОСТИ /АРЕНКИН/ 3 декабря 1939 года

ПОСТАНОВЛЕНИЕ (о продлении срока следствия и содержания под стражей) гор. Москва, 29 ноября 1939 года. Я - Следователь Следчасти ГЭУ НКВД СССР, Лейтенант Государственной Безопасности БЫКОВ , рассмотрев следственное дело N 19908 (арх. N 954694) по обвинению КОРОЛЕВА Сергея Павловича, 1906 года рождения, урож. гор. Житомира, русский, гр-н СССР, беспартийный, до ареста - инженер Научно- Исследовательского Института N 3 бывш. НКОП, - НАШЕЛ: КОРОЛЕВ изобличается показаниями ЛАНГЕМАКА Г.Э., КЛЕЙМЕНОВА И.Т. и ГЛУШКО В.П. как участник антисоветской троцкистской вредительской организации, существовавшей в НИИ-3, по заданию которой проводил вредительскую работу. Решением Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР 27-го сентября 1938 года КОРОЛЕВ был приговорен к 10 годам тюремного заключения, для отбывания наказания отправлен в гор. Новочеркасск, откуда был этапирован в один из глубинных пунктов Сев-востлага. 13-го июня 1939 года Пленум Верховного Суда Союза ССР, пересмотрев дело КОРОЛЕВА, нашел, что по делу не исследован ряд обстоятельств, и вынес решение: следственное дело по обвинению КОРОЛЕВА передать в Следственную часть НКВД СССР на новое расследование. На основании изложенного арестованный КОРОЛЕВ затребован из Севвостлага и в настоящее время доставлен в бухту Нагаево, откуда с первым этапом будет направлен в Москву, для чего потребуется продолжительное время, а со дня вынесения постановления о принятии дела к производству прошло 2 месяца, поэтому на основании ст. 116 УПК РСФСР ПОСТАНОВИЛ: Возбудить ходатайство перед Прокурором Союза ССР о продлении срока следствия на 2 м-ца, т.е. до 29 января 1940 года. СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ГЭУ НКВД ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ / БЫКОВ/ "СОГЛАСЕН": СТ. СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ГЭУ НКВД МЛ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ: /РОДОВАНСКИЙ/".

Однако срок следствия был продлен только на один месяц. Отца должны были этапировать из бухты Нагаево во Владивосток ближайшим пароходом. 8 декабря уходила "Индигирка", но этап на нее - из освобождаемых, а также вызванных на переследствие и переводимых в другие лагеря - был уже сформирован и пароход ушел без отца. Он тогда очень горевал - существовала опасность, что придется ждать новой навигации, то есть лета 1940 г., а так хотелось поскорее попасть в Москву. Оказалось же, что эта задержка спасла ему жизнь (см. Гибель Индигирки )

Королев С.П. на "Феликсе Дзержинском" отбыл из Нагаево во Владивосток

Итак, " Индигирка " ушла, а отец остался в Магадане в ожидании следующего транспорта. В связи с этим в Москве 19 декабря 1939 г. вышло новое постановление о продлении срока следствия и содержания его под стражей - на этот раз до 29 января 1940 года.

Наконец, 23 декабря 1939 г. отца отправили из бухты Нагаево во Владивосток пароходом "Феликс Дзержинский" . О том, что отец плыл на нем в декабре 1939 г., маме и бабушке сообщил в январе 1940 г. его попутчик. Он сказал по телефону, что привез от отца письмо и хочет передать его. Вечером к нам на Конюшковскую пришел мужчина средних лет, рассказавший, что отсидел свой срок за уголовное преступление, потом два года работал в Магадане вольнонаемным и вернулся "на материк" тем же пароходом, что и отец. Раньше они не были знакомы. Беспокоясь, было ли отправлено с Мальдяка его заявление Верховному прокурору от 15 октября 1939 г., отец спрятал в своем башмаке его черновик, чтобы передать с кем-нибудь в Москву на пароходе. Но это оказалось непросто. Заключенных везли в трюме, а вольнонаемные находились в пассажирском отсеке. Отец раз за разом просился в туалет, надеясь там кого-нибудь увидеть. Другого способа передать документ не было. Каждый раз его сопровождал молодой охранник, которому вскоре это стало надоедать. Он довел отца в очередной раз до двери туалета и сказал: "Ну, ты мне надоел. Холера, что ли, на тебя напала? Только и знаешь, что бегаешь сюда. Иди сам. Я подожду здесь". Отец вошел в гальюн и к своей радости обнаружил там того человека, который теперь сидел перед мамой и бабушкой. Узнав, что он едет домой как вольный, отец передал ему свое заявление Верховному прокурору. Наш адрес и телефон неожиданный помощник заучил наизусть со слов отца. Он рассказал, что отец плохо себя чувствует, слаб, что его ноги покрыты ранами, но он рад, что едет в Москву, и надеется, что будет освобожден. Бабушка и мама сразу поняли, что полученному документу надо немедленно дать ход. Заявление перепечатали и отправили по назначению. Оно было подписано бабушкой, которая внизу приписала: "Черновик, с которого снята эта копия, может быть мною представлен по первому требованию". Именно этот экземпляр заявления отца оказался в его деле. На нем есть резолюция прокурора отдела по спецделам:

"Следователю тов. Быкову. Направляю Вам жалобу Королева для приобщения к его делу и проверки указанных им в жалобе доводов по существу обвинения".

В декабре 1939 г., пароход Феликс Дзержинский доставил партию заключенных, среди которых находился отец, во Владивосток . Узники вновь оказались в пересыльном лагере, а когда был сформирован этап, их погрузили в товарные вагоны и отправили на Запад. Они ехали как обычные заключенные, но конвой относился к ним теперь более мягко - уж если люди едут обратно, вряд ли они сбегут или что-то натворят.

Королева С.П. отправляют из Владивостока в Москву

Узники вновь оказались в пересыльном лагере, а когда был сформирован этап, их погрузили в товарные вагоны и отправили на Запад. Они ехали как обычные заключенные, но конвой относился к ним теперь более мягко - уж если люди едут обратно, вряд ли они сбегут или что-то натворят.

В пересыльной тюрьме Хабаровска отец почувствовал себя настолько больным, что попросил разрешения обратиться к врачу. Дежурный охранник ответил, что это зависит от начальника тюрьмы, и повел его к нему. Отец рассказывал, что начальник тюрьмы сказал примерно следующее: "Уже поздно, и доктор давно дома. Но тебя вызывают в Москву и ты, конечно, будешь освобожден. Я тебе верю, ты не убежишь в тайгу. Я открою тебе ворота, и ты самостоятельно пойдешь вон к тому дому, где светится огонек. Там живет женщина - врач. Она, может быть, побоится тебя впустить, но это уже от тебя зависит. Иди и возвращайся". И отец пошел. Он говорил потом, что у него и мысли такой не возникало - бежать в тайгу или за границу, а, как рассказывали, такие случаи бывали. Дойдя до указанного дома, он постучал в дверь и спросил доктора. Женский голос ответил, что ее нет. Но он так просил и умолял, что врач все-таки его впустила. Она осмотрела отца, перевязала раны на ногах, сказала, что нужны витамины. Поблагодарив ее, он вернулся в тюрьму. Через несколько дней, когда подали эшелон для дальнейшего следования, в вагон, где находился отец, принесли несколько больших мисок со свеклой, морковью и кислой капустой - натуральные витамины. Это было все, что могла сделать врач в тех условиях. Но этим она очень помогла отцу и другим больным цингой. Впоследствии установили фамилию того доктора - Днепровская , но найти какие-либо следы ее не удалось. Отец же через всю жизнь пронес благодарность этой женщине и рассказал о ней маме, бабушке и другим людям. По мере того как отец "малой скоростью" приближался к Москве, напряженность ожидания в семье возрастала. Узнать точную дату его приезда не представлялось возможным. По расчетам и принимая во внимание рассказ плывшего с ним на пароходе попутчика, это должно было случиться в конце февраля 1940 г. И действительно, 28 февраля отец снова оказался в Бутырской тюрьме . По иронии судьбы именно в этот день состоялся первый полет ракетоплана "РП-318-1" ,- его детища на разработку которого ушли годы труда и успех в создании которого он использовал в качестве одного из главных аргументов своей защиты.

Наталия Королева побывала на прииске Мальдяк 1991

Итак, в декабре 1939 г. отец навсегда покинул Магадан. Уже в конце своей жизни он как-то сказал, что хотел бы слетать на Колыму и посмотреть, как она изменилась за прошедшие годы, но осуществить это ему не удалось. Мне же очень хотелось побывать на прииске Мальдяк, где отец провел несколько самых тяжелых месяцев своей жизни. Такой случай представился в 1991 г. 12 августа я прилетела в Магадан и уже на следующий день на "Волге", любезно предоставленной Магаданской администрацией, в сопровождении заслуженного учителя, историка и журналиста Д.С. Райзмана и журналистки Н.А. Сусловой , отправилась на прииск Мальдяк . Перед выездом на Колымскую трассу мы проехали в поселке Сокол по улице Королева. Первые 150 км пути, до перевала с колоритным названием Стополста, шоссе было асфальтировано, затем пошел пыльный грунтовый большак. Стояла жаркая сухая погода и местами вдоль трассы горел стланик. Меня поразили красота и величавость северной природы. И еще - безмолвие. Единичные машины и полное отсутствие людей. Через 12 часов, оставив позади 685 км, мы въехали в районный центр Сусуман , где нас ожидал ночлег. В поселке Мальдяк , расположенном в часе езды от Сусумана, около конторы собрались местные жители, узнавшие о нашем приезде. Состоялась теплая, сердечная встреча. Потом мы посетили школу, пообщались с учителями и детьми. Я подарила им экспонаты, связанные с жизнью отца, и по инициативе директора школы Н.Ш. Язевой они решили организовать уголок его памяти. На прощанье ребята преподнесли мне баночку колымского варенья из голубики и помидоры, выращенные в школьной теплице. Потом мы осмотрели поселок. От прошлого остались только два барака, где располагались в 30-е годы лагерное начальство и охрана. Мы поднялись на плоскую вершину сопки, у которой стояли когда-то брезентовые палатки заключенных - теперь, к счастью, ни тех, ни других нет, - и я набрала для своего домашнего музея немного земли с этого злополучного для моего отца места. Затем поехали к бутаре - сооружению для промывки золотоносного песка. Я смотрела, как бульдозер подгребает породу, мысленно представляя себе усталых, изможденных людей - и среди них отца, которые в лютую стужу добывали эту породу и вручную возили ее тяжелыми тачками. Да, жестокое было время! После обеда мы вернулись в Сусуман, и там в здании райсовета я рассказала собравшимся об отце, показала слайды и кинофильмы, ответила на многочисленные вопросы. Меня познакомили с бывшим заключенным И.М Петелиным , отбывавшим срок на Колыме одновременно с отцом, только на другом прииске. Он поведал много подробностей о лагерной жизни заключенных, условиях их работы, взаимоотношениях. Вечер мы провели уТатьяны Дмитриевны Репьевой - бывшего лагерного врача. Память ее, несмотря на преклонный возраст, оставалась ясной. Она рассказала, что по окончании Горьковского медицинского института была направлена на работу в Восточную Сибирь. С января 1937 г. по 29 декабря 1939 г. заведовала медчастью лагеря наприиске Мальдяк , которая располагалась тогда в большой брезентовой палатке, разделенной внутри фанерными перегородками. Конечно, Татьяна Дмитриевна не помнила заключенных Королева и Горбатова - слишком много прошло перед ее глазами похожих друг на друга людей. Все они были обриты, на всех были ватные штаны и бушлаты, на ногах - одинаковые валенки или "чуни", на головах - шапки-ушанки с болтающимися шнурками. Лишь у некоторых еще сохранилась гражданская одежда - та, которую не растащили заключенные-бытовики или они сами не променяли на пайки хлеба и курево. И всем им Татьяна Дмитриевна и ее помощники - заключенные врачи - пытались помочь, как могли. Хотя это было очень трудно: лекарства практически отсутствовали, перевязочного материала не хватало. Разводили марганцовку и давали ее пить от кашля, температуры, болей в животе, головной боли, вообще от всех бед. Старые простыни стирали и использовали как бинты. Ободряли словом, старались поддерживать морально, ведь в жестоких условиях лагеря на прииске ежемесячно умирали до 250 человек - по 10-15 в день. В то страшное время врач Т.Д. Репьева не побоялась обратиться к начальнику Дальстроя К.А. Павлову с просьбой об улучшении рациона питания и медицинского обеспечения заключенных. И... добилась своего. Не потому, конечно, что Павлов проникся состраданием к умирающим от голода и цинги людям. Он, видимо, понял, что если не выполнить просьбу врача, то некому будет выполнять жесткие планы золотодобычи. Более полувека прошло с тех пор, а Татьяна Дмитриевна, рассказывая мне все это шепотом, постоянно оглядывалась и повторяла: "Не надо записывать, я ведь подписку дала ни при каких обстоятельствах ничего никому не говорить..." На следующий день мы поехали через поселок Ягодное к месту расположения печально знаменитой тюрьмы "Серпантинка" .




Источник: http://www.famhist.ru
Категория: КОРОЛЕВ СЕРГЕЙ ПАВЛОВИЧ | Добавил: otipb (05.09.2012) | Автор: otipb W
Просмотров: 4478 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Поиск по сайту

2

Новое в блогах