За три года жизни в Москве молекулярный биолог Константин Северинов успел несколько раз поменять свое отношение к российской науке. В одном из первых интервью официальной «Российской газете» Северинов, профессор американского Университета Ратгерса, говорил, что на родине ему «представился шанс заняться совершенно новыми темами». А через год позвонил в ту же «РГ» и сообщил, что покупает обратный билет в Америку - его российской лаборатории перестали платить деньги по гранту. Но так и не уехал. «Может быть, это и корявая система, но существовать всё равно придется в ней», - объяснил он Newsweek на прошлой неделе.

Северинов, обладатель самого большого индекса цитируемости - основного показателя успеха в научном мире - среди российских биологов, возвращался на родину, чтобы стать первым. «[Первые] получат больше [возможностей], чем те, кто придет потом», - говорит он. В 2005-м Северинов принял предложение совместить работу в американском институте с исследованиями в России, а в конце 2006-го защитил докторскую диссертацию и возглавил лабораторию в Институте мо лекулярной генетики РАН. «В Россию вернулся ученый мирового уровня» - так писала «РГ» в марте 2007-го, через несколько месяцев после того, как Владимир Путин заявил, что российских ученых необходимо возвращать на родину.

Об этой благой миссии говорили все. Два года назад чиновники из правительства встречались с эмигрантами в индийском Бангалоре и калифорнийской Кремниевой долине. В местных газетах - и в Бангалоре, и в Калифорнии - одно из федеральных агентств даже собиралось размещать объявления вроде «Российские программисты - Wanted!». Этим летом Федеральная миграционная служба советовалась с Российской академией наук, как вернуть «сверхкомпетентных» людей в рамках госпрограммы переселения соотечественников. А на следующей неделе, 10 ноября, группа ученых и чиновников начнет рассматривать заявки на участие в беспрецедентном конкурсе, по итогам которого в страну должны пригласить 100 российских ученых из-за рубежа и поручить им руководство научными коллективами. Это первый подобный конкурс в истории российской науки.

Вся эта бурная деятельность имела бы смысл, будь у властей реальный проект возвращения мозгов в Россию. Разговоры с программистами в Индии и Калифорнии закончились ничем. Руководство РАН не горит желанием видеть в своих институтах эмигрантов: «[Президент РАН Юрий] Осипов - первый противник возвращения кого бы то ни было», - говорит бывший высокопоставленный чиновник от науки. А в аппарате правительства не припомнили, чтобы за словами Путина вернуть ученых последовало поручение «проработать систему мер». «Иногда в посланиях и заявлениях президента попадались вещи, которые после не имели никакого продолжения, - отметил собеседник Newsweek. - Помню, что общее понимание проблемы с учеными было такое: кто родину любит, тот сам вернется».

Не возвращаются. «Не у всех есть такое же желание бороться [с Академией наук], как у Константина Северинова. Все-таки обычно ученый приезжает, чтобы работать, а не бороться», - говорит генетик Наталья Куприна из Национального института рака США. Северинов признает свою уникальность - он один из немногих известных ученых, вернувшихся в систему Академии наук. Может быть, именно поэтому он относительно легко решает проблемы с финансированием в России. К тому же в Америке - редкий случай - за ним осталась лаборатория, которая помогает ему техникой и средствами.

Трудности, с которыми столкнулся Северинов, не прибавляют энтузиазма российской научной диаспоре за границей. Опросив 227 крупнейших российских ученых (как эмигрантов, так и живущих в России) и сопоставив результаты опроса со статистикой научных публикаций, Newsweek впервые публикует рейтинг 50 самых талантливых эмигрантов в пяти областях: биология, физика, химия, математика и геология. Исследование Newsweek подтвердило: ни один из них не собирается в ближайшее время переезжать в Россию. Только 13 ученых ответили, что когда-нибудь готовы рассмотреть такую возможность. И каждый из них озвучил свой длинный список «если».

СПИСОК ПОЖЕЛАНИЙ

Профессор Сергей Егерев, бывший советником по науке у Ельцина, оценивает численность российской научной диаспоры за рубежом, точнее, ее активного ядра, в 30 000 человек. «Если судить строго, то работоспособная часть нашей Академии наук тоже составляет где-то 30 000 специалистов. Остальные чай пьют», - ядовито добавляет старший научный сотрудник Института ядерных исследований РАН, руководитель портала Scientific.ru Борис Штерн.

Ученые среднего возраста (35–50 лет) - а это наиболее продуктивные специалисты - в России практически отсутствуют, утверждают эксперты. «Произошла самая страшная вещь: нарушилась преемственность поколений. Старые учителя остались без учеников, а молодежи не у кого учиться», - говорит профессор Техасского университета A&M Константин Крутовский. По мнению Бориса Салтыкова, бывшего министром науки и технической политики в 1991–1996 гг., восполнить эти пробелы можно, только возвращая ученых. «[Эмигранты] гораздо больше других вовлечены в сферу реальной науки, - говорит Салтыков, - они лучше ориентируются и подготовлены к современным условиям. К тому же это уникальный случай, когда мы можем использовать знания, умения людей, в которых были вложены не наши деньги».

Впрочем, чтобы они вернулись, деньги всё же потребуются. «Да, хочу, чтобы у трапа самолета меня встречал лично [министр науки Андрей] Фурсенко с цветами!» - пошутил один из фигурантов нашего рейтинга, после того как зачитал перечень дорогого, но необходимого для работы оборудования. «Мы постоянно получаем предложения переехать в другие страны, - говорит Константин Новоселов из Манчестерского университета. - Рассматривая их, мы в первую очередь обращаем внимание на объем гарантированного финансирования, количество студентов и оснащенность лаборатории». Новоселова и его руководителя Андрея Гейма (делят 10-е место в рейтинге) многие называют главными претендентами на одну из следующих Нобелевских премий по физике. Новоселов говорит, что для работы им необходимо 3–4 квалифицированных техника, 3 кандидата наук, 3 студента. В сумме это около $350 000 в год плюс оборудование за $5 млн, на поддержку которого надо ежегодно тратить около $150 000.

Это не предел. Олег Астафьев, работающий в лаборатории наноэлектроники японской корпорации NEC, признает, что в его сфере денег для работы требуется еще больше. По его словам, начальные затраты на строительство «чистых комнат» и покупку оборудования составят около $20 млн. Приборы - еще $10 млн. «Самое главное - необходимо иметь постоянное финансирование, около $1 млн на обслуживание, химикаты, расходные материалы, в том числе на утилизацию вредных веществ». Если бы все 50 ученых рейтинга всё же вернулись, расходы на их работу внутри страны составили бы около $40 млн в год, подсчитал Newsweek. Это не так много. Содержание одного только комитета по подготовке Олимпиады в Сочи обходится государству в полтора раза дороже.

В Министерстве образования и науки говорят, что переезд - личное дело каждого. «Я не думаю, что, когда человек принимал решение поехать на работу за рубеж, он советовался с государством. И не совсем правильно оплачивать обратный билет только за тот факт, что вы когда-то уехали», - считает замминистра образования и науки Александр Хлунов. Он один из разработчиков программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», в рамках которой и должен состояться конкурс ученых-эмигрантов. Зарплата зарубежного ученого в этом проекте составит не более 1 млн руб. в год. «Эта сумма вполне сравнима с европейским финансированием, - убежден Хлунов  - Поэтому мы надеемся, что к нам будут приезжать топовые ученые, имеющие статус выше среднего».

«Многих отпугивают коррупция, закрытость принятия решений, политизированность принятия этих решений, - перечисляет профессор биологии лаборатории Колд-Спринг-Харбор Григорий Ениколопов, - зависть к ученым, работающим за рубежом, отсутствие частных фондов, которые могли бы поддерживать нетривиальные и рискованные проекты, трудности патентования и приложения открытий на практике».

Профессор Гарварда Евгений Шахнович (№38 в нашем рейтинге) видит проблему в структуре Академии наук. «Человек в здравом уме не поедет заниматься наукой в этой крайне иерархичной системе, когда вопросы научного роста решают несколько престарелых академиков, - утверждает он. - Творчески работать в ней практически невозможно». Но дополнительные структуры под новых людей создаваться не будут: вернувшимся - если кто-то вернется - придется работать в уже существующих научных организациях, в том числе и в РАН.

ВЕРНУТЬ НЕЛЬЗЯ ОСТАВИТЬ

Некоторые российские ученые и рады бы вернуться, но их переговоры с чиновниками заходят в тупик. Наталья Куприна из Национального института рака США известна своими разработками уникального метода генной терапии. Ее группа получала много предложений создать лабораторию в США или Европе, но Куприна решила сделать проект в России. И два года назад приехала в Санкт-Петербург - побеседовать с министром Фурсенко. «Мы за полночь сидели в кафе гостиницы “Астория”, - вспоминает биолог. - Министр предложил найти западные компании, которые будут в этом участвовать».

Она договорилась с Keygene и Novartis, которые согласились вложить деньги, если Куприна обеспечит инфраструктуру. «Мы были готовы всё бросить и обеими ногами вступить на нашу землю, не оглядываясь назад. Использовать всё, что накопили за 17 лет: связи, сотрудничество, компании, патенты, авторитет», - говорит она. За свои деньги Куприна составила бизнес-план, нашла заинтересованных российских бизнесменов и строительную компанию, имеющую опыт возведения медико-исследовательских центров. «Мне даже показали место в Сестрорецке, где будет построен мой институт, - вспоминает Куприна. - Это был бы всемирный банк генов, в который обращались бы все биологи мира». В результате потраченные на предпроектную подготовку $50 000 были выброшены на ветер - из переговоров с министерством ничего не вышло.

«Теперь наш проект будет осуществлен через пару лет в США», - грустно подводит итог Куприна.

Куда больше повезло профессору биохимии Нью-Йоркского университета Евгению Нудлеру. Он решил не связываться с госструктурами и обратился в фонд «Династия». «Если честно, когда я предложил фонду создать лабораторию, независимую от Академии наук, я не ожидал, что из этого что-нибудь получится. Но они неожиданно согласились, выдвинув единственное условие - потратить грант в России», - говорит Нудлер. В результате четыре года назад в России была создана первая частная некоммерческая лаборатория с годовым бюджетом $250 000, в которой российские ученые ищут механизмы старения.

«Мы рассмотрели заявку Евгения и приняли решение его поддержать, - рассказывает исполнительный директор “Династии” Анна Пиотровская, - но фонд изначально создавался для поддержки физиков. А с предложением создать физическую лабораторию к нам пока никто не приходил».

И ДЫМ ОТЕЧЕСТВА НЕ СЛАДОК

Нобелевский лауреат по физике Алексей Абрикосов (№37 в рейтинге) говорит, что уже староват для переездов: «В этом году мне исполняется 80 лет. Здоровье уже не идеально, очень плохо со зрением. Если бы не здешние врачи, то я бы ослеп. И возможно, умер бы от инсульта». На взгляд ельцинского советника Сергея Егерева, именно от таких - «уровня Петра Капицы» - людей сейчас была бы особенно большая польза. Во-первых, они бы читали лекции. Во-вторых, с их возвращением России проще было бы показать, что она действительно ждет ученых назад и будет о них заботиться. Их всего пять-шесть человек осталось, добавляет Егерев.

Эффект от возвращения «стариков» будет огромным, уверен Штерн с Scientific.ru: «Например, приглашать в Россию великого физика, одного из создателей теории инфляционной Вселенной Андрея Линде (№9 в рейтинге), может показаться излишним расточительством. Но одно то, что он будет читать лекции в МГУ, привлечет молодежь в науку». Биолог Евгений Кунин (№1 в рейтинге) как будто отвечает за всех своих знаменитых коллег: «Не поеду я назад, зачем тратить продуктивные годы на борьбу за гранты в незнакомых условиях?»

В Минобрнауки уговаривать Кунина никто не собирается. «Деньги можно потратить на что угодно, но если ты государственный чиновник, то у тебя спрашивают - какой эффект от этого возвращения может быть?» - говорит Александр Хлунов. Просто пригласить ученых обратно, по его словам, «авантюра, и масштабная».

В мире есть только один пример такой авантюры - китайская программа возвращения ученых. Китайцы, считают все опрошенные Newsweek ученые, организовали эту программу удачно. Китай ежегодно увеличивает расходы на науку на 20% и с недавних пор предлагает эмигрантам очень заманчивые условия. «Когда я покидал Китай для работы за рубежом, то думал, что уезжаю навсегда», - говорит нейрофизиолог Шиган Хэ. Работая на хорошей должности в австралийском Университете Квинсленда, он получил предложение вернуться. Чтобы убедиться в том, что это не обман, Хэ несколько раз посетил Институт нейрофизиологии в Шанхае. А потом продал дом в Австралии и возглавил этот институт. «Ничуть не жалею. Я сделал отличный выбор», - говорит он.

За последние шесть лет в Китай вернулись 170 000 ученых. «Зарплаты предлагают такие, что отказаться очень сложно, - признается профессор геологии в Университете Миннесоты Дэвид Юэнь. - Более того, за каждую статью, которую вы опубликовали в крупном научном журнале, платят $3000».

В Минобрнауки, однако, считают, что России с Китаем не по пути. «Аналогия с китайской программой возвращения ученых неуместна хотя бы потому, что там до сих пор есть Центральный комитет Коммунистической партии Китая», - настаивает Александр Хлунов. А еще, рассуждает он, налицо различия в философии китайского и российского народов: любой китаец считает за честь умереть на родине, а это выходцам из России совсем несвойственно.

Материал подготовлен при участии Бориса Зайцева